– А Лео?
Август задумался. По логике Ильзы, Лео должен был находить красоту везде. Но его брат видел мир разбитым. Требующим починки.
– Понятия не имею…
На некоторое время он умолк, тщательно заменяя остальные струны.
– А ты… почему ты так со мной поступил? – спросила Кейт.
– Что? – рассеянно переспросил Август.
Даже в сумрачном вагоне было видно, что Кейт побелела как полотно.
– Когда ты взял меня за руку, то велел не беспокоиться. И сказал, что не сделаешь мне ничего плохого, но… ты ведь мог, правда?…
Август снова переключился на скрипку. Незачем болтать попусту.
– Я видела записи, – тихо продолжала Кейт. – Кровавые жатвы Лео. Он прикасался к людям и забирал их души. Но когда ты дотронулся до меня, ничего не случилось. Почему?
Август натянул последнюю струну.
– Мы можем забрать душу лишь у закоренелых грешников.
– Я причиняла вред другим людям! – возмутилась Кейт, как будто ее попытались лишить знака отличия.
– Нет.
– Откуда ты знаешь?
– Твоя тень не живет собственной жизнью, а твоя душа не излучает красноватое свечение.
Кейт погрузилась в размышления.
– А что обозначают твои отметины? – вдруг спросила она.
Август подергал каждую струну по очереди, проверяя звучание.
– Дни.
Он спрятал скрипку в футляр. Кейт выключила фонарик. Теперь вагон озарял только свет ламп на стенах туннеля.
– Не хочу, чтобы они исчезли, – почему-то прошептала она.
Август не стал спорить. Он уселся на полу напротив Кейт, прислонившись спиной к сиденью, и потер полоски на запястье. Даже нырнув в глубины песни, он почувствовал появление нового дня, свежей отметки, горячей линии, прочертившей его кожу.
– Сколько их? – произнесла Кейт.
– Четыреста двадцать две.
– С какого момента?
Август сглотнул.
– С того, как я сорвался.
– В каком смысле сорвался?
– Это случается, если сунаи перестает питаться. Сунаи затемняется. Теряет способность отличать добро от зла, монстра от человека. Он убивает – причем всех, с кем столкнется на своем пути. И тогда речь не идет о необходимом питании. – У Августа перехватило дыхание. Его передернуло. Он не сказал, что сорвавшийся сунаи теряет часть своей души – если у них, конечно, есть душа, – в общем, частицу того, что позволяет ему чувствовать себя человеком.
Когда сунаи летит во тьму, что-то в нем исчезает безвозвратно.
– А каково оно… это состояние затемнения? – не унималась Кейт.
– Не знаю, – признался Август. – Я себя со стороны не вижу.
– Но однажды ты сказал, что лучше умрешь, чем допустишь такое снова.
– Да, – твердо ответил Август.
Глаза Кейт блеснули.
– Август, сколько раз ты срывался?