К рыльцу летучей мыши подлетает член экипажа. Он достает из ведерка что-то трепещущее и протягивает ей. Это мотылек, догадываюсь я. Правда, размером с мою голову.
Летучая мышь заглатывает лакомство и начинает двигать крыльями. Мы тут же набираем скорость.
До меня доносится щекочущий нос запах горелого дерева и лампового масла. Экипаж драит палубу. Она кое-где обуглилась, а в борту в одном месте зияет дыра.
Испытывая сильнейшее чувство дежавю, я снова поднимаю глаза на летучую мышь. На ее шелковом крыле виднеется страшный, медленно затягивающийся ожог. Я начинаю что-то смутно припоминать, какое-то крушение…
Но нет, воспоминания ускользают.
– Она ранена? – спрашиваю я.
– Не стоит переживать, это всего лишь животное, – говорит Заль. – За своим гротом мы хорошо ухаживаем. Да он и не понимает, что такое боль.
Я медленно поворачиваюсь на месте, оглядывая всю палубу: на ней находится штурвал, а еще громадный, очень прочный на вид металлический подъемный кран с блоками и цепями, который свешивается за борт.
А сверху на мачте стоит маленький домик с желтыми птицами. Они все похожи на ту птицу, которая залетела мне в рот – которая поселилась у меня в легком.
– Там у нас живут кануры, – говорит Заль. – Наши птицы легких, как твой Милект.
Я дотрагиваюсь до груди в том месте, где бьет крыльями птица, и оттуда доносится суровый вскрик. Милект, говорит птица, поселившаяся у меня в легком. Милект.
Лишь только когда одна из мелких золотых птиц взлетает, я замечаю, что она на привязи. Птица взмывает в воздух, чтобы прочувствовать ветер, издает пронзительный крик и возвращается на жердочку, к которой привязана тонким шнуром. Некоторое время она смотрит на меня своими черными глазами-бусинками, но ей нечего мне сказать, и в человека она тоже не превращается.
– Вот мой корабль. Теперь это и твой корабль. Вот мой экипаж. Но из сословия крылатых ты видела еще не всех, – говорит Заль. Хлопнув в ладоши, она кричит: – Ростры, сюда!
С неба на палубу слетаются птицы. Когда я понимаю, что многих из них видела во дворе нашего дома, у меня по коже пробегают мурашки. В когтях у них тросы: тонкие, толстые, легкие, как паутина, и тяжелые, как цепи, – и все привязаны к мачтам и палубе. Приземляются еще три совы. Ястребы. Вороны. Крохотные птички с необыкновенно яркими красными, синими, зелеными, розовыми и серебристыми перьями, которые делают их похожими на фантики от конфет. Они рассыпаются по палубе, как содержимое разбитой пиньяты.
Следом спускается беркут. Его карамельные глаза будто выкованы из гнева. Во взгляде, устремленном на меня, нет ни капли доброты. Его облик выдает в нем искусного охотника. Размах крыльев у него, должно быть, не меньше восьми футов, а когти длиной с мои пальцы.