Зрелище было настолько диким и неуместным здесь, среди стеллажей с кошачьим кормом и биодобавками, что многие люди замирали с раскрытыми ртами, а пакеты с продуктами падали из их рук.
— Пробудившийся вулкан сегодня утром стер с лица Земли богатый, процветающий город с населением более трех миллионов человек… — вещала диктор с почтительно-скорбным лицом.
“Вулкан?!” — Томасу показалось, что он ослышался; он прекрасно помнил беспилотников, летящих клином сегодня на рассвете.
Словам диктора не поверил не только он. На смену шоку пришло недовольное ворчание: люди быстро просекли, что телевидение вновь пытается скормить им несъедобную чушь. Но их возмущение, как и скорбь, были недолгими: гораздо приятнее поверить в удобную ложь, чем отправится в тюрьму, рассуждая, кто прав, кто виноват.
— Хорошо, что мы сдали билеты в Цфали — он всего в двадцати километрах, — сказала своему мужу молодая дама с ребенком на руках. — Кстати, ты пробовал эту сою?
Люди обменивались словами сочувствия и возвращались к своим покупкам. Вулкан — это, конечно, плохо, три миллиона погибших — ужасно, но есть-то хочется, да и жизнь продолжается.
В итоге, к концу короткого выпуска при своем мнении остался только невысокий мужчина в отделе с водорослями. Его голова напоминала треугольник, расположенный основанием книзу, а на макушке была круглая лысина.
— Три миллиона погубили, мрази! — говорил он, с остервенением бросая в тележку замороженные зеленые пачки.
“Что ж ты делаешь, болван!” — подумал Томас, уже собираясь вмешаться в его сознание.
— Прощай последний независимый город! — продолжал сокрушаться лысоватый. — Скоро и до Хаммацу доберутся. Всех под одну гребенку… — В этот момент девушка в вязаной шапочке случайно толкнула его тележку.
— Эй, ослица! Смотри, куда идешь! — гнев мужчины мгновенно переключился на других потребителей, ведущих себя, по его мнению, словно стадо баранов. Девушка не обратила на его слова ни малейшего внимания; вместе со своим меланхоличным спутником они взяли по бутылке воды и направились к пункту оплаты.
Томас взглянул на Мэгги: она плакала, ничуть не смущаясь посторонних взглядов.
— Не привлекай к себе внимания, — шепнул он.
— Ты не понимаешь, — она шмыгнула носом. — Я выросла там…
Томас взглянул в сторону лифтов и побелел от ужаса: двое высоких людей в темных костюмах, отделанных алым направлялись в супермаркет. Лицо и волосы одного из них были белоснежными. Альбинизм научились устранять на генетическом уровне, стало быть, внешность служителя протектория была чьей-то прихотью.