— А, точно! Действительно, уезжал на неделю. Как мало надо, чтобы все самое интересное пропустить, — усмехнулся Лев.
— Вот-вот. А я бы с удовольствием пропустил, но — увы! Не вышло.
— Ведь ты говоришь, что подозрительного ничего там не было. Чего же тогда беспокоиться?
— Это как сказать. Не знаю, как ты, может, привык уже, а у меня все эти высокие персоны одним своим присутствием уже вызывают беспокойство. Ходишь, как по лезвию бритвы. Пока протокол пишешь, семь потов сойдет — все боишься, как бы чего «ненужного» не вписать. Кто их знает, какие у них там внутренние взаимоотношения. Напишешь что-нибудь, не подумав, а потом придется новую работу искать.
— Ладно, не драматизируй, — улыбнулся Гуров. — Ты — кадр заслуженный, на таких Управление держится. Кому-кому, а уж тебе-то безработица точно не грозит. Так, значит, дело ты закрыл?
— Закрыл. А чего с ним возиться? Говорю же, только лишняя головная боль. Обстоятельства и причина смерти очевидны, время везде совпадает, экспертиза все подтверждает. В сущности, это дознание было обычной формальностью, и я постарался как можно оперативнее уладить эту формальность.
Услышав слово «формальность», уже однажды прозвучавшее по поводу такого же «очевидного» самоубийства, Гуров невольно насторожился.
— А что там вообще произошло? — как бы невзначай поинтересовался он.
— Да ничего особенного. Накануне эта Ольга ночевала у подруги, вернулась домой, когда отец уже ушел на работу. Хотя, по словам этой самой подруги, она, наоборот, вышла пораньше, чтобы утром успеть повидаться с отцом. Но сам Рябов говорит, что в тот день с дочерью не встречался. Видимо, не успела. Может, это ее и спровоцировало. Сейчас трудно сказать.
— А подруга? Она ничего не смогла подсказать по поводу того, что ее спровоцировало? В каком настроении Ольга уходила от нее?
— В том-то и дело, что, по ее словам, настроение у той было вполне адекватное. Даже, можно сказать, хорошее. Так что если что-то и произошло из ряда вон выходящее, то, видимо, в промежутке между моментом, когда Ольга вышла от подруги, и моментом, когда она прибыла к себе в квартиру. Это, кстати, косвенно подтверждают слова той же подруги. Она звонила Ольге, чтобы узнать, как та добралась. И на телефонный звонок Ольга ответила, уже явно пребывая в глубоком расстройстве.
— Подруга пыталась расспросить о причинах?
— Да, только безуспешно. Ольга была в слезах и ничего толком не объяснила. Сказала, что перезвонит позже.
— Но не перезвонила?
— Видимо, нет.
— Значит, о причинах, вызвавших такое ее состояние, так и не удалось узнать?