— Я не могу больше… — тихонько вырвалось у Сандро помимо воли.
— Что? — мягко спросил Оранж.
— Мы слишком разные с Мори-Дю… Мы совершенно не нуждаемся друг в друге… — Сандро пытался как-то сгладить невольно вырвавшиеся слова.
Оранж перебил его и произнес поучительно: — Ты переутомился. Ты странно мыслишь. Мы с тобой тоже очень разные. Ты — человек, а я — машина для передвижения в пространстве. Но мы ведь нужны друг другу. Ты мне очень нужен, а я нужен тебе. Разве не так?
— Так, Оранж. Но оставь меня в покое. Ты все правильно говоришь. Но оставь меня…
И вдруг с ужасом и отвращением к самому себе Сандро Новак остро почувствовал, что он привык к этой химерной, страшной планете… «В одном из романов Андреша читал я еще мальчишкой о том, что герой… Как же его звали?.. Герой этот прожил двадцать лет в заключении… То ли в пещере, то ли в лаборатории… И когда его освободили, он не смог жить среди людей. Он вернулся к своему одиночеству. А мне уже сорок… У меня могла бы быть… жена. Не смей думать об этом! Осталось выдержать всего несколько дней! Был бы сын… или дочка… Неужели я возвращусь на Землю? И неужели не сойду с ума от счастья?»
Они выскочили из тоннеля на площадь. Глаза ослепил яркий свет.
— Почему ты так долго был в академии? — начал опять Оранж.
Его любопытство, к которому Новак давно привык, сейчас раздражало. Сандро ничего не ответил, притворился, что дремлет, хотя прекрасно знал — обмануть Оранжа практически невозможно.
— Ты мне сегодня не нравишься. Не желаешь общаться со мной. Почему?
— Я просто устал.
— Что ты делал в академии?
— Разговаривал с профессором Ферросом.
— Все это время?
— Да.
— Странно.
— Что странно, Оранж?
— Странно, что ты меня обманываешь. Что с тобою, Сандро?
«Должно быть, я совсем развинтился. Нужно собраться… И объяснить как-то Оранжу… Главное — не волноваться! Не волноваться! Но не могу же я сказать ему истину: «Мы с профессором Вейном выходили на связь с кораблем, который приближается к Дюлии…»
— У профессора шел длительный опыт по синтезу… А мы тем временем спорили с ним. Собственно, меня как журналиста прежде всего интересовали аспекты прогноза, но профессор увлекся, начал подсчитывать соотношение митохондрий и концентрации введенного амина, а меня это совсем не волновало. Мне хотелось лишь узнать, в какой мере это может влиять на ход нуклеарного кодирования… Ведь я простой журналист! Понимаешь, Оранж? — Он сознательно распалял себя, импровизируя, пересказ беседы, которая была совсем иной. — Я журналист. Я хорошо знаю только свое дело. Всего знать невозможно. Или не так? В жизни у каждого свое определенное место. А Феррос вошел в раж, начал мне рассказывать о специальных методиках, я же старался хоть что-нибудь понять… Вот и устал. Очень устал.