– Здесь, Андрей Петрович, твое будущее, – ангел бережно провел пальцами по папке. – Новая жизнь. Вот честное слово, я сейчас волнуюсь не меньше тебя, – он развязал тесемки.
Лир затаил дыхание. Ему казалось, что все вокруг замерло: карлики, пламя костра, само время. Только не изящные руки ангела – тонкие пальцы подцепили створ папки и медленно раскрыли ее.
Внутри оказался бумажный лист, полностью исписанный цифрами, буквами и геометрическими фигурами.
– Мой шедевр, – тихо с благоговением произнес ангел. – У меня ушло несколько лет, чтобы составить эту формулу. Кропотливая работенка, скажу тебе… очень кропотливая.
Лир кивнул, позабыв все слова на свете. Вытаращив глаза, он смотрел на бумажный лист.
– Итак, Андрей Петрович, ты готов?
Снова кивнул, чувствуя, что вот-вот прослезится от переизбытка эмоций. А потом сумел-таки произнести:
– Да. – И смелее: – Да, я готов, готов!
– Отлично, тогда мне нужна твоя кровь, капелька, не больше.
Одноглазый карлик протянул булавку, которую Лир схватил и сразу же, не раздумывая, вонзил в указательный палец. Даже боли не почувствовал. А потом упрекнул себя за отсутствие выдержки, ведь для него это великая церемония, все, конечно же, нужно делать с достоинством.
– Приложи палец к листку, – велел ангел.
Приложил, но, взяв себя в руки, сделал это торжественно, как если бы ставил подпись под документом, от которого зависела судьба человечества.
Ангел, в сопровождении одноглазого карлика, проследовал к костру, обошел его, тихо повторяя:
– Я – это ты, а ты – это я… Я – это ты, а ты – это я…
Оторвал от листка кусочек и бросил его в огонь.
– … Я – это ты, а ты – это я…
Ангел рвал свой шедевр, бумажные клочья летели в гудящее пламя, вспыхивали и сгорали. Лир и карлики смотрели на это завороженно, будто на проявление чуда.
Когда огонь сожрал последний кусочек бумаги, ангел произнес:
– Вот и все.
Подошел к Лиру.
– Я – это ты, а ты – это я. Мы одно целое. Мое тело деревенеет, но я чувствую боль. Мое сознание ясное, оно не затуманится никогда.
Лир прошептал заторможенно:
– Я – это ты…
Он ощутил тяжесть во всем теле. Попробовал поднять руку, но не смог. Почувствовал себя безвольной куклой, способной лишь моргать и мычать от недоумения.
– Ну что, старый мудак, дождался заветного дня? – зло сказал ангел.
Лир не узнал его голоса. Это был чужой голос, совершенно изменившийся. Но почему? Почему снова «старый мудак»? Почему тело одеревенело?! Какая-то ошибка, все это большое недоразумение! Или ангел так шутит? Точно, он всегда любил пошутить. Сейчас рассмеется и скажет: «Прости, Андрей Петрович, не удержался». А потом закончит обряд. Как надо, закончит!