Выдернула из штанов рубаху, обнажился живот, поросший жесткими черными волосами.
– Ты рад, дорогой? – спросила Нейли, прикасаясь острием меча к его пупку, и используя вкрадчивый голос ненормальной баронессы Вальжин из пьесы «Проклятое копье». – А я рада… ты даже не представляешь, как… я буду вдыхать аромат твоей крови, твоей боли, и мне будет приятно…
Но пока она чуяла лишь запах крепкого мужского пота и оружейной смазки.
Халльвард если и боялся, то никак этого не показывал, не дергался, даже губами не шевелил, и смотрел мимо – то ли и вправду отличался неимоверной стойкостью, то ли ему было так плохо, что режущая его девица не выглядела такой уж большой неприятностью.
– Не молчи, скажи что-нибудь, – попросила она, и провела мечом по его животу, оставив царапину, та мгновенно набухла кровью.
– Отвали… сука… – выдавил он из себя.
– Ах ты, подонок! – вторая царапина получилась глубже, но Халльвард вновь даже не дрогнул.
А Нейли дрожала, и не столько от злости и ненависти, сколько от возбуждения…
О нет, этого не могло быть… но она возбудилась до спазмов внутри, до безумия… Мужик же перед ней лежит пластом, и годится только на декорации, хотя постойте, тут же есть еще один…
Девушка обернулась – Эрвин продолжал молиться – и губы ее тронула улыбка.
Соблазнить этого дурачка, никогда не видавшего женщин, будет даже интересно, наверняка его фальшивый бог запрещает своим монахам плотские удовольствия, посмотрим, насколько стоек этот юнец… Да, стоек во всех смыслах этого прекрасного слова.
– Лежи уж, – сказала она, поднимаясь, – и помни о моей доброте.
Халльвард проводил ее ненавидящим взглядом.
Эрвин повернулся, лишь когда Нейли подошла вплотную, лицо его на мгновение стало испуганным, словно он ждал, что она набросится на него, потом растерянным, и поклонник Вечного заплямкал губами:
– Что тебе нужно?
– Мне нужен ты… – а вот здесь подойдет голос низкий, бархатный, как, скажем, у Корделии из «Эндремона и Афетиды».
Эрвин вздрогнул, и выпучил глаза.
Она опустилась на колени рядом, прикоснулась плечом к его плечу, и почувствовала, что юнца бьет дрожь.
– Ты же не откажешь слабой женщине в помощи? – спросила Нейли с придыханием, играя и наслаждаясь собственной игрой, тем, что она может изобразить все, что угодно, и знает, как отреагирует единственный зритель, мишень ее стрел, цель для ее ударов.
И все это возбуждает сильнее и сильнее…
– Ну… нет, – поклонник Вечного облизал губы, и отстранился. – Что ты хочешь?
– Неужели тебе непонятно? – она грустно улыбнулась. – Мне страшно и одиноко, обними меня…