Старик поперхнулся, на мгновение прервался, но заканючил с новой силой, вдвое громче, чем раньше:
– В бедности загинаюсь, видят Небеса… поесть не на что купить, добрый господин!
Эрвин улыбнулся, и потащил с плеча суму.
Старик принялся кланяться, бормоча о том, что он никогда не забудет сего благодеяния, и будет молиться за милостивого господина. При виде серебряного фавильского кната глаза его округлились, брови поднялись, а казавшийся нескончаемым поток слов пресекся.
– Вот тебе, отец, – сказал юноша, протягивая нищему монету. – Скажи, а что это за здание?
Старик приоткрыл рот, то ли собираясь отвечать, то ли заорать от страха, но денежку схватил. Кнат исчез где-то в лохмотьях, и только после этого к однорукому вернулся дар речи.
– Но как же не знать такого? – проговорил он. – Это дом Сияющего Орла…
Эрвин нахмурился – он хорошо знал, как должен выглядеть храм, и видел, что строение с плоской крышей не отвечает Святым Канонам. Хотя в Кардифре, похоже, и не слышали о канонах, как не слышали о том, что Сияющий Орел – лишь одно из имен Вечного.
Странно, ведь старшие братья время от времени приходили сюда.
Почему они молчали?
– Спасибо, добрый господин, спасибо, век вас не забуду, – бормоча подобную ерунду, однорукий старик бочком отодвинулся, и Эрвин остался один перед святилищем ложной веры.
Подумал, не зайти ли внутрь, но затем оставил эту мысль.
* * *
Он ходил по городу и смотрел, и все было ему интересно.
Улицы, сплошь занятые лавками, где продавали одежды из ярких тканей, посуду из металла, глины и дерева, инструменты, оружие и украшения. Горожане, суетливые и говорливые, все время куда-то спешащие, и почти не обращающие внимания друг на друга. Дома, большие и маленькие, выстроенные только что, и наполовину развалившиеся от старости.
На Эрвина и его рясу глазели, но не особенно нагло, тут же забывали, отворачивались, чтобы купить или продать что-то. Дети тыкали в него пальцем, но стоило послушнику глянуть в их сторону, немедленно прятались, а кое-кто из взрослых косился неприязненно.
В один момент он понял, что устал и проголодался, и пора поесть.
Харчевни попадались на каждом шагу, и в одну из них, под вывеской с двумя ложками, Эрвин и зашел. Оказался в темном помещении с низким потолком, настоящая смесь из запахов ударила в нос, сидевшие за низкими столиками люди дружно уставились на него, и стало тихо.
– Мир вам, – сказал юноша, склоняя голову.
– И тебе мир, – отозвался крошечный мужик в белом фартуке, судя по всему – хозяин. – Если ты явился для того, чтобы поесть, то проходи вот сюда, к свободному месту, и брюхо твое вскоре возрадуется.