– Вот и славно! – обрадовался Корнелий. – Но это позже, после ужина… Одеяние ваше тут вот, на сундуке, если что, не смущайтесь, зовите Корделию, а я пока отправлюсь по делам, проверю, как там мои подопечные, ха-ха.
«Легко сказать – не смущайтесь» – подумал юноша, глядя в спину уходящему лекарю. Когда тот скрылся за дверью, он откинулся на подушку, и закрыл глаза, но даже под опущенными веками танцевало пламя, такое же рыжее, как волосы над веснушчатым лицом…
* * *
Позвать девушку пришлось довольно быстро, когда Эрвин понял, что еще немного – и напустит под собой лужу. Он долго собирался с духом, дважды прочитал молитву «Об Укреплении Духа», а затем обратился к Вечному просто так, своими словами, прося помощи и стойкости.
И лишь затем воскликнул:
– Корделия!
Дочь лекаря впорхнула в комнату и остановилась на пороге, подняв брови и уперев руки в бока. Эрвин, запинаясь, изложил просьбу, а когда девушка рассмеялась, едва не сгорел от стыда.
– О, вот как, – сказала она. – Пойдемте, господин… Я-то думала, что вас, горных монахов, не интересуют не только женщины, но и прочие низменные вещи… Пойдемте-пойдемте.
Голосок у девушки был сладенький, а смотрела она с ехидцей.
Его же язык, обычно бойкий и послушный, словно примерз к гортани, Эрвин только и мог, что краснеть да отводить взгляд. Дом у лекаря оказался большой, из множества маленьких, причудливо соединенных комнат, а отхожее место располагалось в специальной пристройке.
Выбравшись оттуда, юноша с ужасом обнаружил, что Корделия ждет его.
– Пойдемте, провожу, – заявила она. – А то еще заблудитесь от великой святости и мудрости…
– Э… мня, у… – промямлил Эрвин, борясь с онемевшими губами.
– Надо же, а мне казалось, что вы умеете разговаривать, – шагавшая впереди девушка оглянулась, он увидел ее смеющиеся глаза, и вновь смешался, хотя дальше было вроде некуда.
И странное дело, куда бы он не отводил взгляда, его тянуло к рыженькой дочери лекаря… Так цветок поворачивает венчик за солнцем, железные опилки влекутся к особому камню, называемому магнетитом, вещи, обладающие сродством, стремятся обратиться друг к другу.
Но о каком сродстве может идти речь здесь?
Или он, несмотря на жизнь в монастыре, ежедневные молитвы и чистоту духа, не свободен от пагубных устремлений, и Хаос тянет к послушнику руки, нашептывая сладостные мысли, внушая гнусные желания… например, дотронуться до этого гибкого стана, взять девушку за руку.
Так задумался, что едва не налетел на Корделию, когда та остановилась.
– Вот ваша комната, – сказала она.
– Да, эге… гхы… спасибо, – выдавил Эрвин, одновременно мечтая, чтобы она побыстрее ушла, и чтобы никогда не уходила.