Без малого полгода я устраивал эти ночные эксперименты и узнал многое, хотя по-прежнему ничего не понимал. Отключенный от телетайпа, компьютер сперва застывал на две секунды, а потом передавал продолжение корреспонденции — в течение 137 секунд. Пока не истекали эти секунды, он знал о событии все, а потом — уже ничего.
Я открыл вещи и похуже. Компьютер предвидел будущее, причем — безошибочно. Для него не имело никакого значения, касается передаваемая информация событий, которые уже произошли, или же таких, которые еще должны совершиться, — лишь бы только они умещались в границах двух минут и 17 секунд.
Постепенно я привык к его поведению и, сам не знаю, с каких пор оно у меня начало связываться с поведением собаки. Как собаку, его сначала нужно было навести на определенный след, как бы дать добросовестно обнюхать то, с чего начинается серия событий. Как и собаке, ему нужно было какое-то время, чтобы усвоить данные, а когда он получал их слишком мало, то умолкал, или отделывался общими местами, или же, наконец, шел по ложному следу. Как и собаке, ему было решительно все равно, по какому следу идти, но когда уж он на него нападал, ничто не могло его сбить — на протяжении 137 секунд.
Пока речь шла о земных событиях, нельзя было исключить и то, что некто (человек или хотя бы даже животное) их наблюдает, и что компьютер как-то умеет этим пользоваться. Я решил подсунуть ему начало сообщения, идущего из мест, где нет и никогда не было ни одного человека — с Марса. Я послал ему ареографические координаты самого центра Малого Сырта, и. дойдя до слов «…сейчас на Малом Сырте день; наблюдая окрестности, мы видим…», я дернул за шнур, вырвав его из гнезда.
После секундной паузы компьютер докончил: «…планету в лучах солнца», и это было все. Я так и сяк переделывал раз с десять на разные лады начало, но не вытянул из него ни одной конкретной детали.
Что было делать дальше? Я. конечно, мог разродиться сенсацией первого сорта, добывая известность и деньги, но ни на минуту я не принимал эту возможность всерьез. Может быть, потому, что шум, поднятый вокруг загадки, прежде всего лишил бы меня доступа к ней. Легко себе представить, какая бы вторглась к нам толпа технических деятелей и экспертов; к чему бы они ни пришли, я тут же был бы исключен из круга причастных как путаник и невежда. Я готов был поделиться с кем-нибудь тайной, но не отказаться от нее целиком.
Мильтон Харт из МИТа — субъект с характером, оригинал и, пожалуй, не в духе времени. По образованию Харт был физик, а по роду занятий — информатик-программист; это его устраивало. Мы, правда, до сих пор сталкивались на особом поприще: оба играли в маджан, в остальном же наши контакты были слабыми, однако именно за такой игрой можно кое-что узнать про человека.