Он тревожно спит ночь и утром спешит не в друкарню, а в дом, где своей тревогой можно поделиться.
В один из немногих богатых домов на Подоле. К своему могущественному покровителю Богдану Стеткевичу, земляку и родовитому шляхтичу, приобретшему двор в Киеве вдобавок к своим имениям на Белой Руси и в Литве.
Стеткевич — дородный краснолицый здоровяк. Дома он в широкой отбеленного крестьянского полотна рубахе, — и не скажешь, что вельможа. Лукаво поглядывает из-под лохматых, сплошным коромыслом выгнутых бровей — и точно доволен тем, на что Соболь жалуется.
— Вновь советую тебе, мастер, — возвращайся туда, откуда прибыл, — на родную землю. Не потерпит тебя в Киеве архимандрит. Чем лучшие будешь делать книги, тем большую заслужишь немилость. Всего лишь человек он, Могила, хоть и великий. А дома у нас вроде стало спокойнее. Монастырь вот в Кутеине открываю — славно бы наладить там друкарню. Поддержку обещаю, благодарность. Да и просто — дома это дома. Скорина наш что говорил? Что зверя к берлоге его, птаха к гнезду, а человека…
Смолкает и глядит еще лукавей, ждет.
Соболь вздыхает:
— …а человека к земле, на которой родился, тянет отовсюду.
Дитя уразумело бы: не желанием помочь — собственной выгодой руководствуется Стеткевич. А все равно предложение его как же заманчиво для Соболя!..
Переберемся теперь вслед за нашим героем в Кутеинский монастырь под Оршей.
На старинном гербе Орши — пять скрещенных стрел. Может, напоминание о том, что встарь поблизости находилась стоянка скифов, где свист стрел был таким же обыденным, как топот коней и грай воронья. А может, стрелы эти — пять дорог-путей, что сходятся-расходятся в Орше, соединяют ее с близкими и дальними землями.
О давнем и недавнем прошлом здешних мест рассказывает Спиридону Иоиль Труцевич, отче почтенный, ученый и учтивый, кутеинский игумен[1]. Открывает он друкарню и правду о монастыре. Оказывается, это только считается, что основали обитель Стеткевич и его жена, княжна Елена Соломерецкая. На их имена были выписаны в Варшаве государственные бумаги. Спасибо благодетелям, что на это согласились, — с кем иным варшавские гордецы не стали бы и разговаривать. Но если вправду, то все заложено и возведено здесь не на деньги Стеткевича. Собрали их, поделившись небогатым своим скарбом, простые могилевцы и оршанцы. Храмы православные и школы в городах были закрыты, вот и высмотрели горожане уголок в лесной глуши, где очаг их духовного единства не дразнил бы противника, не слишком был бы на виду, — и в то же время, чтобы легко было к нему добираться.