Бесхозных коней вокруг бродило немерено. Рыцарь повернулся к Збыславу и дядьке Адаму. Рявкнул что-то по-польски, присвистнул. Обоих как ветром сдуло. Эти приказ своего господина исполнят быстро. И людей соберут, и табун пригонят. И Сыма Цзяна, где бы тот ни был сейчас, отыщут. Только бы добраться вовремя, только бы пробиться к дерптской платц-башне. Бурцев понимал: это будет нелегко. Придется идти на колючую проволоку, мины, пулеметы, огнеметы, автоматы. Получится ли что у них путное — бабушка надвое сказала. Но не сидеть же сложа руки…
— Может, как в прошлый раз, а? — с боевым азартом и злостью спросил добжинец. — Помнишь, как брали Взгужевежу год назад? Снова переоденемся крестоносцами, прикроемся чужой броней.
Бурцев вздохнул. Не покатит… Вряд ли часовые цайткоманды будут столь же беспечны, как рыцари Конрада Тюрингского, которых в прошлом году удалось провести при помощи простенького маскарада.
Он едва поспел за промелькнувшей вдруг где-то в глубинах подсознания мыслью. Но поспел. И просветлел…
— Погоди-ка, Освальд! Как ты сказал?! Прикроемся чужой броней?! Да! Именно так, елы-палы, мы и поступим! Срочно, слышишь, срочно найди мне унтерштурмфюрера!
— Кого-кого?
— Отто Майха. Пленного немца из Моосты.
— А как же лошади?! Я хотел бы для начала выбрать себе лучших скакунов из тех, что найдут Збыслав с дядькой Адамом. Чтобы быстрее… чтоб первым…
— Отставить лошадей! Ты поедешь со мной. И приедешь первым.
— А?
— На танке.
— На танке?
— На железном драконе — на Смоке никогда не катался, пан Освальд?
Добжинец побледнел. На лбу заблестели частые капельки. Редко шляхтич бледнел и потел вот так — не от злости, а от явного, плохо скрываемого испуга. И все же рыцарь не сказал ни слова против. Только тяжко сглотнул. Только трудно кивнул. Любовь ли вечная, быстротечная ли страсть к Ядвиге — чем бы ни было это чувство, но оно оказалось сильнее ужаса перед предстоящей поездкой в чреве бронированного монстра. Бурцев зауважал собрата по оружию пуще прежнего.
Сыма Цзяна привел дядька Адам. Рана у наводчика гранатометной аркабаллисты оказалась пустяковой, так что китаец был по-прежнему шустр и деловит. Времени даром бывший советник Кхайду-хана не терял: используя все известные ему достижения китайской медицины, маленький желтолицый старичок врачевал других раненых. Подстреленный Бурангул оказался в числе первых его пациентов. Впрочем, татарского сотника тоже лишь слегка задело пулей из танкового пулемета. Чтобы прикрыть царапину, хватило повязки на плече, большего — не потребовалось.
Они стояли перед Бурцевым втроем: дядька Адам, Сыма Цзян и Бурангул. Но Бурцева интересовал только китаец. И он с ходу задал мудрецу из Поднебесной самый важный вопрос: