Вначале слезы были тяжелыми, с надрывом, а потом уже и сладкими, каждый всхлип приносил облегчение. Справедливости ради надо сказать, что в предвкушении того мига, когда мое эссе появится на прилавке, я поглядывала на Галку несколько свысока. Ну красавица, ну жена бизнесмена — и все. Не так уж он богат, ее муж, жмотничает, между прочим. На поездку у меня тысяча баксов, и у нее столько же. А как ей дальше жить? Учительствовать она бросила — тупик! А я хоть и аморфное тело, пластилин, но из меня уже что-то лепит великий Ваятель. Вот за этого ваятеля и получила. А может быть, никакого самодовольства во мне не было? Может, я все это придумала из жалости к Галке, которой было очень неловко? Она сидела напряженная, как струна: ноги рядком, глаза в подол, пальцы с сигаретой нервно позвякивали кольцами.
— Ну, будет тебе, Маш, — сказала Алиса и, повернувшись к Артуру, поведала ему историю про потерянную и обретенную сумку. — Ну о чем ты ревешь-то?
— Ну хотите, я что-нибудь расскажу про Амстердам?
— Сейчас ей лучше коньячку, — вмешалась наконец Галка. — Мань, ну хоть пригуби. Ну что ты как ребенок?
— Помнится, вы сетовали, что не видели Мемлинга? — продолжал Артур в надежде отвлечь меня от радости страдания. — Мемлинга надо смотреть в Брюгге. Это в Бельгии, как раз по дороге в Париж. Совсем маленький крюк в сторону. В Брюгге у меня живет приятель. Он тоже из Петербурга.
— В Брюгге мы не поедем, — отмахнулась Алиса.
— А кто он — ваш приятель? — я слегка выпростала голову из облепившего меня горя.
— Он искусствовед, в Питере преподает в академии. В Брюгге живет уже полгода, на деньги Сороса пишет диссертацию. Квартирует он у одного бельгийского скульптора. Наверняка они приютят на ночь трех дам. Я могу позвонить Константину, а вам сейчас напишу его адрес.
— Мы едем в Париж, — в голосе Алисы появился металл. — Поездка в Брюгге отнимает у Парижа два дня.
— Брюгге тоже стоит обедни, или как там у них… мессы, — хлюпнула я носом.
— С чего вы выдумали какой-то Брюгге? — вмешалась Галка. — Конечно, мы едем прямиком в Париж. И без всяких отклонений.
Я во всем с ней согласилась, но адрес искусствоведа Константина все-таки взяла, так… на всякий случай.
Подруги уже спали, а я пялилась в темноту и думала про белый пароход. Это мой собственный образ, к Айтматову он не имеет никакого отношения. Лет пятнадцать назад я была в ленинградской гавани. Помнится, мы приехали туда на выставку художественного стекла, но заблудились и вышли к морю. Там на погрузке стоял океанский лайнер. Он был белый не только снаружи, но и изнутри, широкая корма его была распахнута, и в этом чреве исчезали тоже белые двигающиеся по конвейеру чемоданы. Я тут же представила салон первого класса: обнаженные спины женщин, фраки мужчин, дорогое вино в бокалах на тонких ножках…