Узнав домашний адрес Тимофеева и получив разрешение забрать на время записную книжку, Тараканов попрощался, попросив начальника при поступлении новых сведений ему протелефонировать.
* * *
Он уж было хотел нанять извозчика, и только запрошенные «ванькой» 50 рублей пыл субинспектора охладили. Тараканов взял штурмом трамвайный вагон и всю дорогу мысленно подгонял вагоновожатого. Дверь к начальнику отворил без стука. Но Маршалка в кабинете не оказалось. На его месте важно восседал Розенблюм.
– Тараканов, тебя в гимназии стучаться не учили, что ли?
– А где Карл Петрович? – удивленно спросил субинспектор.
– Кончился твой Карл Петрович. Получил разрешение на выезд в свою Курляндию и тут же смылся. Но ничего, мы и без него справимся. Кстати, а ты какого черта занимаешься ожерельевским разбоем? Своих дел не хватает?
– Товарищ комиссар, так вы меня вроде от этого дознания не отстраняли. Я считал своим долгом…
– Не отстранял? Ты что, непонятливый? Если я тебе после возвращения из Каширы заданий по этому гранду не давал, значит – отстранил. Долгом он своим считал! Этим делом занимается специально созданная группа, в которую ты не входишь. И нечего у людей под ногами крутиться, понял? Мы как-нибудь без вас, бывших, разберемся.
– Понял.
– А раз понял, то ступай, работай.
– Слушаюсь, – сказал Тараканов и вышел из кабинета.
О результатах своих поисков он начальству докладывать не стал.
Прошло несколько дней. 9 июня на утреннем совещании Розенблюм обратился к Швабо:
– Казимир Станиславович, собирайся, в Питер поедешь.
– Зачем?
– Затем. Раз говорю, значит надо. Вчера приказ пришел – послать в бывшую столицу сотрудника. Тамошние наши коллеги восстановили, как смогли, картотеку Центрального регистрационного Бюро царского Департамента полиции. Надо их работу обревизировать, принять все по описи, проследить погрузку в вагон и сопроводить до новой столицы. Езжай, это дело как раз для тебя.
– Товарищ комиссар, а нельзя ли послать кого-нибудь другого? У меня жена серьезно больна, я не могу ее сейчас одну дома оставить.
– Разрешите мне съездить, товарищ комиссар? – подал голос Тараканов.
Розенблюм хотел было заупрямиться, но потом передумал:
– Черт с тобой, Тараканов, раз захотел, езжай. Только учти, они там уже конину есть начали. Что, не передумал? Ну тогда иди, оформляй командировку.
В коридоре Швабо крепко пожал ему руку:
– Спасибо, Осип Григорьевич, выручил. Я и вправду никак не могу, у супруги – воспаление легких, того гляди помрет.
* * *
Петрограда Тараканов не узнавал. Город из помпезной и нарядной столицы империи превратился в уездное захолустье. Впечатление было такое, что улицы не убирали с зимы. Большинство магазинов было закрыто, от роскоши их витринных выставок не осталось и следа, кое-где и самих витрин не было – их пустые глазницы были заколочены досками и фанерой. Краска на дворцах Невского сразу как-то потускнела и облупилась, довоенная, неспешно прогуливающаяся публика превратилась в серую, куда-то спешащую массу. Извозчиков стало меньше раз в десять, трамваи почти не ходили. Зато в городе появилось множество автомобилей, которые бешено мчались по улицам, везя куда-то людей в серых солдатских шинелях и черных матросских бушлатах.