Мой костюм был бледным, слегка голубым, цвета облака. Обычная юбка без пышной подкладки. Я, как и остальные девочки, смотрела на Ори в зеркало, и меня будто заворожили острые кроваво-красные складки ее пачки. Я воображала себя на ее месте – яркой, приковывающей взгляд.
– По-моему, смотрится пугающе, – заметила Иванна, одна из царевен, глядя на красное отражение в зеркале. – Разве Жар-птица должна быть страшной?
– Ты хотела сказать, отвратительной? – вмешалась Гэрмони. – Как шлюха, да?
Иванна кивнула, потому что с Рейчел и Гэрмони все и всегда соглашались. Они сказали, что Ори в своем прекрасном костюме похожа на шлюху, и теперь все девочки из спектакля будут видеть Жар-птицу именно такой.
Вряд ли Ори услышала. Да и слова эти предназначались не ей. Гэрмони смотрела через зеркало прямо на меня. Зеркальная Гэрмони выделывала нечто развратное языком и губами. Намекала, что ничего не забыла и что может использовать фотки или видео – что там у нее было – против меня. Когда, беззвучно спрашивала я. Когда? Она ухмылялась, облизывая губы. Она ни за что не ответит.
Впорхнула Рейчел в костюме принцессы. Странное дело, на ней он сидел лучше, чем на мне. Простенький костюм подчеркивал стройность и изящество фигурки, ей выдали тонкую золотистую диадему, которая блестела у нее в волосах. Меня никто не спросил, хочу ли я золотистую диадему в волосы.
У Ори не было диадемы, ее волосы украшал головной убор из перьев. Под перьями, овивающими голову Ори и спускающимися по спине, скрывался проволочный каркас. Когда она двигалась, перья тоже оживали, трепетали в такт ее дыханию. Я навсегда запомню ее такой – всю в красном. Не только из-за костюма.
Костюмерше надо было посмотреть, как сидит убор. Ори сделала пару вращений, пожала плечами, сказала, что все хорошо, и направилась обратно в гримерку переодеться в старый купальник. Наши глаза встретились в зеркале, когда она шла мимо. Я догадалась, что ее смущает всеобщее внимание. Знаю, что она была расстроена из-за меня. Ей в общем-то не было дела до всех этих ролей и костюмов, я переживала из-за них куда больше, и Ори чувствовала себя виноватой. Она бы с радостью позволила мне вырядиться в блестки, а сама облачилась бы в костюм доярки. Думаю, она давным-давно забросила бы балет, если бы это не было единственным связующим звеном между нами.
Несмотря на все ее успехи – Ори была гибче всех, ее растяжке и подъему мы все завидовали и часами упражнялись, чтобы сравняться с ней, – никто из девочек по-настоящему ее не ненавидел. Ее нельзя было возненавидеть. Как-то она помогла Челси искать ключи и задержалась на целый час после занятий. Старшие ее тоже обожали, она была их любимицей. Принимая душ после репетиции, Ори случайно услышала, как одна из них жаловалась, что ей пришлось сделать аборт. И Ори даже мне не назвала имя этой девушки. Она бы ни за что не выдала чужой секрет. Преданность – в этом вся Ори.