Рюкзак я захватила с собой. Многие из балерин бегали в туннель-курилку за мусорным баком, по-быстрому делали пару затяжек, брызгались духами и залетали обратно, говоря, что выходили подышать свежим воздухом.
Вход в туннель зарос ветками. Я отвела их в сторону и скользнула внутрь.
Они успели переодеться в купальники.
– О, привет, Ви! – воскликнула Рейчел, задирая вверх ногу, якобы растягиваясь. – Ищешь кого?
– Нет, никого, – брякнула я.
Наверное, все было написано у меня на лице.
– Она не догадалась, – по-змеиному ухмыльнулась Гэрмони.
При других Гэрмони всегда говорила обо мне в третьем лице, хотя легко могла обратиться ко мне напрямую.
– Решила, что он действительно написал ей записочку, – вторила Рейчел. – Не знает, что он не будет танцевать в спектакле.
– Почему? – спросила я.
– Кто его разберет, – покачала головой Рейчел.
– Наверное, стесняется в колготках выступать, – предположила Гэрмони. – Лучше бы постеснялся с этой зажигать. – Она брезгливо указала на меня.
Обе наигранно передернулись. Гэрмони с вульгарным видом потыкала в щеку языком, а затем они отвернулись от меня и продолжили разговор как ни в чем не бывало, будто я не стояла в паре дюймов от них на пятачке размером с тюремную камеру. Как это все досадно, утомительно, не нужно! Они так и будут меня донимать на оставшихся репетициях? Или приберегли контрольный выстрел для субботнего спектакля, собираются показать всем ту фотку и растоптать меня в шаге от свободы?
Надо было развернуться и уйти, но я словно корни пустила в землю. Мне не хотелось покидать поле боя и оставлять их победительницами.
В вечерних сумерках в полумраке зарослей туннеля разыгрывался другой спектакль, только в нем не танцевали.
– Гэрмони! – сказала я.
Та продолжала нашептывать что-то на ухо Рейчел, прикрыв рот рукой.
– Рейчел! – сказала я.
Она не ответила, даже бровью не повела. Округлив губки, делала вид, что слушает бред, который ей нашептывала Гэрмони.
– Вы, обе!
Из здания доносилась едва уловимая мелодия – последняя сцена перед гибелью Кощея, перед тем как Жар-птица раскроет тайну, как можно его убить. Перед тем как все выбегут на радостный финальный танец. Ори была занята в той сцене, ее не было со мной.
– Вы, обе! Чего вы от меня хотите?
От отчаяния голос звучал, будто чужой. Жалкий скулеж. Это последнее, что я помню отчетливо.
Наверное, они ответили на мой вопрос, объяснили, почему им так весело доводить меня, словно бы тыкать палкой в полудохлого жука. Но память меня подводит. Мы говорили о чем-то – они говорили, я отвечала, потом они опять завели речь обо мне, словно меня и нет. Мы стояли в этом туннеле в носках, натянутых поверх пуантов, чтобы уберечь их от грязи, в куртках, натянутых на купальники, чтобы уберечь себя от апрельской прохлады. Гэрмони нахлобучила на пучок бейсболку, у Рейчел на голове красовалась золотистая диадема. Вот и все, что я помню. Затем в памяти всплывают только разрозненные куски.