В подвал замка, который, как и ожидалось, был заполнен трупами, правитель уже вбегал. Он лихорадочно осмотрелся и увидел Патриарха и Архимага стоящих в свете нескольких факелов возле стены. Подскочив ближе, Император увидел, что стоят они возле человека, прикованного к стене железными цепями. Над измождённым узником склонились целители и пытались привести его в чувство. Видимо, он был ещё жив, но усилия лекарей ему мало помогали.
— Снимите с него цепи!, — Вскричал Максимилаен.
— Нельзя! Он сразу умрёт!, — ответил один из целителей — Но он хотел поговорить с Вами, Ваше Величество. Сейчас принесут эликсир на основе голера, у Вас будет несколько минут, чтобы поговорить.
— Кто это?
— Барон Сланьер — ответил Патриарх, и Максимилаен с удивлением начал различать в измождённом и изуродованном кровоподтёками лице узника знакомые черты друга.
Вскоре целитель принёс отвар. Под действием эликсира прикованный мужчина ожил и открыл глаза. Постепенно его рассеянный взгляд сфокусировался на Императоре.
— Макс, это ты?, — Прохрипел умирающий барон.
— Да я — ответил император и склонился к другу.
— Хорошо, что ты успел, я ведь уже и не надеялся.
— Да. Теперь всё будет хорошо, ты поправишься. Тут лучшие целители, они быстро тебя поставят на ноги.
— Нет. Мне уже не помочь. Я уже знаю, что мне остались минуты, эликсир привел меня в чувства ненадолго, поэтому слушай. — Император кивнул, выражая согласие, барон это заметил — Я ошибся, очень сильно ошибся. Слишком долго не обращал внимания на то, что происходит с моей женой. Никак не мог понять, думал, что это так на неё повлияла смерть первенца. Постарался не замечать разные непонятные и странные вещи, что происходили с ней. Я ведь её любил…, — мужчина на пару секунд прервался, видимо вспоминая и сожалея о прошедшем, но собрался с силами и продолжил — Как только появились сообщения о колдунах, я сразу всё понял, но среагировать не успел. Мои же воины скрутили меня прямо в кабинете, где я читал почту и приковали здесь. Жена приходила сюда каждый день, разговаривала, думала меня в чём-то убедить, уговорить принять её бога. Но с каждым её приходом я всё больше понимал, что это уже совсем не та женщина, которую я любил и на которой женился. Она говорила и вела себя как раньше, как и всегда, но я — то её знаю. От прежней Люции осталась только оболочка. Не знаю, как это сказать, чтобы было понятно. Стержень, некая основа, что-то, что делало её моей женщиной, ушло, изменилось. Мне однажды стало ясно, что теперь я вижу совсем не Люцию, а нечто, что взяло её образ, старается вести себя как моя жена, но внутри это уже даже не человек. В неё нечто вселилось. Что-то чуждое, совсем не человеческое.