- Приходи ко мне, Баттерфляй, я тебя морковкой острой корейской угощу.
Ее глаз, ко мне ближний, мигнул в ответ, второй же оставался серьезным. Я прикрыл дверь и, похитив из бара сто граммов очень вкусной заморской бурды, начал систематизировать полученные сведения, переваривая их вкупе с украденным коньяком.
Порвав мою дедуктивную нить, в кабинет ввалилась женская туша примерно тридцати пяти лет. Строгий английский костюм она, очевидно, носила по принуждению, больше ей пошел бы клеенчатый фартук мясника. За ее обширной спиной едва угадывался Князев, ставший в этой ситуации персоной незаметной и второстепенной.
- Константин Иванович, - колоратурно-паскудным голосом завизжала туша, - ограбили нас! Его мадам обворовала. Говорила тебе, Степан Ильич, стерва она! Помогите, ведь сто миллионов - не шутка. Говорила, давай в мой сейф уберем, так...
- Любовь Андреевна, - цыкнул Князь.
- Что Любовь Андреевна, что? Плакали денежки, тю-тю! Налей, Степан... Я сегодня никуда не ходок.
Туша шлепнулась на диван. Несмотря на повышенную жирность, она была еще красива. Буренкины глаза смотрели с мольбой.
Я с интересом следил за действием пьесы, не зная кому верить, но втайне гордясь, что для меня одного задействовано так много персонажей.
- А что вы в самом деле не положили деньги в бухгалтерский сейф? принимая рюмку, повторил я утренний вопрос.
- Какая разница?
- Какая разница! - Толстуха подпрыгнула, уронив на живот свое вымя. Та разница, что мой-то сейф двойного секрета, с блокировкой шифра. И хоть с автономной, но сигнализацией. А этот ящик баран откроет.
- Хватит, Любовь Андреевна, вы прекрасно знаете, почему деньги находились в моем сейфе, - оборвал бухгалтера Князев. Но та все же прокудахтала напоследок:
- Проверки, все проверки... Много их у нас было? За год ни одной.
- Вы свободны, - кажется не на шутку разозлившись, прошипел Князь. Погодите. Выдайте господину Гончарову авансом миллион рублей.
- За что? - отчаянно завопила бух. - Вчера пять, сегодня "лимон" псу под хвост!
- Вы когда-нибудь научитесь работать? - вкрадчиво спросил Князев.
Бухгалтерша молча поплыла к выходу.
- Извините, - дождавшись исчезновения толстухи, проговорил Князь. Год не могу из них людей сделать - совки.
Мне стало хорошо и смешно. Хорошо от коньяка, а смешно от чего-то "неправдашнего". Какая-то потемкинская деревня (только с человеческими фигурками) окружила меня. А единственным реальным лицом являлся Князь: бывший второй секретарь райкома, а ныне - осознавший порочность прежних своих принципов поклонник золотого тельца.