- Как же это? - Я увидел, что баба сходит с ума. - Как же? Почему? Столько лет... нельзя так... Константин Иванович, я умру... Помогите, милый мой... Придумайте.
Упав на колени, она связанными руками вцепилась в меня. Жалобно, по-собачьи заскулила, заглядывая мне в глаза.
Сплюнув, я грязно выругался и потащил тяжелый цилиндр к люку. Потом второй, третий... и наконец шестой, полупустой и последний. Как зачарованная Лия смотрела на меня, когда я сдергивал крышку люка, матерясь от напряжения и злости.
- Не-е-ет! г- заорала она, кидаясь ко мне, когда первый-сейф полетел в колодец и, ударившись о каменный выступ, плюхнулся в реку. - Не надо!
- Заткнись! - заорал я в ответ. - После суда заберем. Подумай, если есть мозги, - это единственный выход.
Кажется, она поняла, но все равно следила с болью во взгляде за каждым контейнером, уходящим в воду.
- Все, ставь на место кладку. Нишу, конечно, найдут, но следов от сейфов там нет. За восемьдесят лет в нише не осело ни пылинки. Что двигали кирпичи, они поймут, да только ты ничего не знаешь. Ясно? Народу тут много протопало, мало ли что. А на дне реки вряд ли станут искать: не до этого сейчас. Возьми себя в руки. Достанем после суда, понятно? И никакой самодеятельности.
Лия покорно закивала. Во дворе раздался протяжный автомобильный сигнал.
* * *
Следствие тянулось полгода. Потом состоялся суд, по которому Головин получил "червонец", а трое парней, Кузиных помощников, "восьмерик" на каждого.
Как только открылась река, мы достали сейфы. Три полных. Куда делись остальные, для меня так и осталось неразрешимой загадкой.
Месяцем позже я узнал, что в колонии строгого режима парни эти повесились, а Головин сам себе проткнул сердце остро отточенным стальным прутком.