— Угадай, кто завтра принесет в школу своего болванчика? — спросила я.
Молли покачала головой.
— А он не боится, что ребята примут его за чудика?
Я пожала плечами.
— Мне этого не понять. Думаю, он просто хочет внимания.
— Папа говорит, что уже где-то видел болванчика Итана, — заметила Молли. — Только не может вспомнить, где.
— Не будем об этом, — пробормотала я и взглянула на часы. Почти половина девятого. — Мне пора домой, писать это чертово эссе. И так я у миссис Хагерти на дурном счету.
— Ого. Глянь-ка, — проговорила Молли, вперившись на монитор. — Фотки Синди Сигел с ее вечеринки на той неделе. Божечки… Не могу поверить, что она это выложила. Если ее родичи их увидят…
В итоге я провела у Молли еще час. Затем я поспешила домой писать эссе. Его надлежало сдать уже завтра, и я знала, что мне нельзя напортачить.
Мама и папа сидели в гостиной, смотрели какой-то фильм. В доме пахло попкорном. Они каждый вечер едят попкорн. Дескать, он низкокалорийный, вот только они хряпают его огромными мисками!
Я хотела было подняться по лестнице в мансарду… но тут вспомнила, что это больше не моя комната. Так что я развернулась, прошла по коридору и вошла в свою каморку для шитья.
Включила свет — да так и ахнула.
— О не-е-ет…
Мой плакат.
Мой плакат с «Черепаном».
Стеклянная рамка была разбита.
На полу я увидела зазубренные осколки стекла.
Я застыла в дверях, не в силах сделать больше ни шагу. Мой взгляд был прикован к битому стеклу.
И тут я увидела длинный разрыв на середине плаката. Он был разорван напополам. А лицо Баззи… оно отсутствовало. Его просто выдрали.
Сердце колотилось у меня в груди. Внезапно меня охватило холодом, словно комната превратилась в лед.
Я заморгала, пытаясь избавиться от этого зрелища.
И тут мой взгляд остановился на портрете Фиби. Я снова ахнула при виде красных усов, намалеванных на морде собаки. И красных клякс на ее глазах.
— У-у-у-у-у! — Я так сильно сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони.
Я сделала глубокий вдох. Потом еще один. Но не могла успокоиться.
— Это последняя капля, Итан, — пробормотала я сквозь сжатые зубы. — Это не смешно. Это подло и жестоко.
Я повернулась и вышла из комнаты, направляясь к лестнице в мансарду.
Что я собиралась делать? Не знаю. Я не могла мыслить трезво. Перед глазами стояли намалеванные красные усы. Я буквально видела все в красном цвете!
Мне хотелось разорвать Итана пополам — как он разорвал мой плакат.
Я протопала вверх по лестнице, по-прежнему сжимая кулаки.
— Это уж слишком, — бормотала я. — На этот раз ты зашел слишком далеко.
Я ворвалась в комнату, темную, за исключением слабого света от маленького ночника на полу. И чуть не споткнулась о ворох грязной одежды, сваленной прямо посреди ковра.