После этого снова были показаны леденящие душу кадры.
Сначала показали дом, едва видимый на фоне темного неба.
Потом на третьем этаже взорвалась детонационная граната, экран заполнила ослепительно-белая вспышка. Вскоре снова появилось изображение. В окнах замелькали какие-то тени; камера заметно дрожала. У двери дома с визгом тормозили полицейские автомобили. Оттуда выскочили полицейские в бронежилетах с автоматами и бросились в дом.
В комнату вошел Калле, сел рядом с матерью и прижался к ней.
— Что они делают, мамочка? — спросил мальчик, видя, с каким вниманием Анника смотрит на экран.
— Полиция арестовала семью, чтобы задать ей несколько вопросов, — ответила Анника.
— Это опасная семья, мамочка?
Анника вздохнула:
— Не знаю, маленький, но не думаю. Во всяком случае, девочки, наверное, не опасны. А как ты думаешь? Посмотри на них.
Две полуодетые девочки-подростки в наручниках были препровождены в две машины.
Мальчик покачал головой:
— Я думаю, что им очень страшно.
Зазвонил телефон, и Калле воспринял это как сигнал к бегству.
Звонила Берит.
— Ты слышала, что произошло в Бандхагене? — спросила она.
— Это событие сейчас показывают по телевизору, — ответила Анника. — Какая здесь связь с убийствами на нобелевском банкете, о которой говорят полицейские?
— За этим я тебе и звоню, — сказала Берит. — Ты ничего не слышала?
— Я? — от души удивилась Анника. — Я только что проснулась. Что говорят в полиции?
— Говорят об агентурных данных.
— О нет, — простонала Анника. — Кто-то надавил на них и потребовал немедленных результатов.
— Может быть, — сказала Берит, — но только арестованная мать семейства поразительно схожа с тем фотороботом, который был составлен с твоим участием. Съемка невысокого качества, но, может быть, ты рассмотрела ее лицо?
Анника собралась было ответить, но передумала.
Что она может сказать? Что она может говорить, а что нет?
— Фоторобот был опубликован в открытой печати, и видно, что эта женщина нисколько не похожа на убийцу, — осторожно сказала она. — Кроме того, я не уверена, что могу что-то говорить.
Берит тихо вздохнула.
— Да, дело действительно запутанное, — сказала она. — Я понимаю, что ты в безвыходной ситуации, но это делает затруднительным и наше положение. Мы вынуждены ходить вокруг тебя на цыпочках, чтобы узнать вещи, которые тебе уже известны.
— Слушай, — сказала Анника, выпрямившись. — На самом деле я ничего не знаю, кроме того, что какая-то женщина наступила мне на ногу, когда я танцевала в Золотом зале. Полиция ничего не сообщила мне о том, что произошло в Бандхагене или в Берлине. Я не имею ни малейшего представления о том, что у них на уме. Тот факт, что я оказалась на месте преступления, не может помешать мне работать над собственной версией.