С нашей семьей у Дин Лу сложились довольно интересные отношения. Мы вовсе не входили в круг его челяди, хотя наша прабабушка в свое время и прислуживала в его доме. Между его дедом, отцом и нашей родней давно существовали какие-то связи, но сказать, чтобы они были тесные, нельзя, так как связи то возникали, то внезапно прерывались. Такие отношения продолжались и при Дин Лу, после того как он сделался главою семьи. Иногда мы ходили к нему с визитом, он мог принять нас, а мог не принять — все зависело от его настроения. Случалось, что в минуты душевного подъема он неожиданно возникал в нашем доме, как это случилось в тот день, когда он вдруг пришел с поздравлениями. Потом мы узнали, что его визит объяснялся тем, что у него только что родилась дочь. Как и я, она появилась на свет в последнем месяце года, только на день раньше. Вот почему Дин Лу находился в состоянии радостного возбуждения. Ему казалось, что на такой подвиг — рождение дочери — во всем мире способен лишь один человек — он сам. Наверное, кок раз в это время в его имении оказался старый лавочник Ван, принесший долговые счета. Он-то и проговорился о том, что в день подношений богу очага в таком-то часу над бедным домом одного знаменного солдата засияла звезда или промчалась комета.
Лавочник Ван дружил с управляющим дома. Всякий раз, когда хозяин хотел полакомиться жареной курочкой или копченой утятиной, управляющий обращался за помощью к Вану, и тот притаскивал сразу две-три птицы, однако в счете появлялась цифра пять или шесть. Когда в конце года приходила пора оплачивать счет, Ван получал деньги за три-четыре птицы. Таким образом, оба приятеля, лавочник и управляющий, в накладе не оставались. Правда, Вана из-за такого мошенничества немного грызла совесть, но управляющий его успокаивал:
— Представь, что я за какой-то срок недодал тебе лян серебра. Как я буду отчитываться перед своим хозяином? Он сразу мне скажет: «Как ты смел при моем положении недодать ему деньги? Не бывать такому никогда!» Соображаешь? Поэтому оставь деньги при себе!.. Если бы дело касалось десяти лянов, тогда другой разговор!
После такого нравоучения угрызения совести мигом исчезали, и лавочник выписывал счет.
Как оказалось, в тот день господин Дин Лу не только оглядел меня, но и, представьте, запомнил. Да, да! Когда мне исполнилось семь лет, а в доме еще и не думали о моем учении, к нам снова пожаловал господин Дин Лу, которого, разумеется, как и в первый раз, увлек радостный порыв. Похохотав и поохав, он повел меня в частную школу, где мне пришлось совершить поклон перед ликом Конфуция и будущим учителем. Дин Лу сделан первый взнос за мое обучение, а на следующий день в нашем доме появился его слуга, принесший три небольшие книжки, «лучшие сочинения», свернутые в трубку, брошюру под названием «Нрав благородного мужа» и кусок синей ткани в один чжан