Когда двое внезапно обнимаются, значит, они и впрямь уже не могут выносить эту разделяющую их дистанцию, значит, они еще слишком далеко друг от друга для взаимопроникновения. Отсюда и происходит это желание слиться воедино, больше не оставлять никакого зазора между своими телами. Аврора решилась на первый шаг. Его губы были такими сочными и мягкими, что она даже не успела задуматься, что на нее нашло, не сделала ни малейшего попятного движения, настолько она хотела эти губы, еще и еще, она прижалась спиной к дереву, ее желание с лихвой осуществилось. Этот двор, этот островок безмятежности, который годами давал ей энергию, вот оно, исполнявшееся наконец обещание. На сей раз она была в глубине этого убежища, оберегавшего ее от мира. Уже стемнело, но под этой листвой они были еще больше укрыты темнотой. Она почувствовала, как руки этого мужчины обхватили ее затылок, потом коснулись груди. Его касания были такими сильными, он слово собирался оторвать Аврору от земли. Она открыла глаза только для того, чтобы посмотреть, не почудилось ли ей это, и на секунду испугалась – она еще могла выбрать здравомыслие, прекратить все это. Но Аврора снова подумала о душевном порыве этого мужчины, о метелке из перьев, которой гладила свое лицо, словно предчувствуя это крепкое объятие. Обладая такой мощью, Людовику было бы легко причинить ей боль, но он контролировал свои движения. Аврора чувствовала себя игрушкой некоей стихии, удивленная и ошалевшая в руках этого мужчины, покорная его силе, она чувствовала себя легкой, почти готовой переступить через высший запрет – поцеловать мужчину прямо под своими окнами, натянуть нос и своей жизни, и всему тому, чем пренебрегала. И она отдалась этому порыву, ничего не смогла с собой поделать, только услышала, как ее голос бормочет: «Это невозможно, это невозможно…»
Тогда Людовик отступил, когда Авроре хотелось, чтобы он был настойчивее. Но если бы он продолжил настаивать, она возненавидела бы его, он стал бы ей омерзителен. Он проявил такую чуткость, отнесся с таким уважением к тому, что она невольно отпрянула, что от этого стал ей еще желаннее. Они долго смотрели в глаза, не видя друг друга, в какой-то момент в вестибюле зажегся свет, потом над дверью, потом во дворе. Аврора уткнулась головой в шею Людовика, чтобы спрятаться, еще больше, поскольку из-за этого света ветви и листья их уже не скрывали. Так что не следовало шевелиться, и эта игра вновь одержала верх, приобретя сладость и опасность игры в прятки. Звуки шагов направлялись к почтовым ящикам, потом послышался знакомый скрип открывающейся железной двери, щелчок включения лампочки, после шаги направились к лестнице «С» или «В». Аврора знала только, что это не Ричард, это была не его походка, а главное, он никогда не заглядывал в почтовые ящики. Она уже была не в силах отлепиться от своего партнера по игре, который не шевелился, не издавал никаких звуков. Она положила руки на его ягодицы и нащупала две крепкие самоуверенные округлости, мускулистые до того, что чуть не лопались джинсы. Аврора обхватила их обеими руками, будто хотела удержать этого взрослого мужчину, равного могучему дереву, но по сути – мальчишку, и больше не могла его отпустить. Вдруг на самом верху она услышала голос Ноя, а вслед за братом закричала и Айрис – ее удивительные дети, от которых еще несколько следующих минут она будет очень далеко.