Голубая, красная…
Тишина в доме будто разбилась: пронзительный звонок от входной двери заставил ее подпрыгнуть.
Ее охватила паника, ее тело задрожало, будто температура в комнате разом понизилась на десять градусов. Нервным движением она сгребла все таблетки и спустила их в умывальник. Она исчезла — дорога из разноцветных кирпичей…
Элизабет посмотрела в зеркало на свое растерянное лицо и подумала, что видит там кого-то чужого. «Что на тебя нашло?» Рефлекторным движением она засунула три пальца в рот и не вытаскивала их, пока не оказалась готова извергнуть все, что у нее было в желудке. Из нее хлынула коричневатая жижа, в которой плавали почти целые таблетки.
Снова настойчивый звонок в дверь…
Элизабет промыла рот, быстро вытерла губы и неуверенным шагом вышла из ванной комнаты. Кто мог бы потревожить ее в такое время?
Горя будто в лихорадке, она направилась к выходу и приоткрыла дверь. При виде того, кто к ней пришел, она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.
— Что ты здесь делаешь?
— Мне надо было приехать… Бетти, что с тобой? Ты белая как полотно!
Элизабет опустила глаза, а затем отступила, освобождая проход.
— Входи, не стой здесь. Не хочу, чтобы тебя кто-нибудь увидел.
Прошла неделя, в течение которой я чувствовал себя в подвешенном состоянии. Эбби не звонила. На самом деле я даже не был уверен, что она прочитала мое письмо. Я проводил дни, проверяя почту и глядя на мобильник, тот самый, который она мне подарила — вот ирония судьбы, — чтобы иметь возможность легко со мной связаться. У меня не находилось храбрости высунуть нос из дома и выдерживать липкую жару, смог, бесконечные пробки, звуки автомобильных гудков — короче говоря, все, что вызывало у меня ненависть к этому городу, когда у меня не было присутствия духа.
Два или три раза мне позвонил Хэтэуэй, чтобы поинтересоваться, как у меня дела. Каждый раз, когда я слышал его голос, сердце у меня начинало биться с бешеной скоростью, будто он сейчас сообщит мне о сенсационном открытии, которое оживит все расследование. Но у него не было для меня никаких новостей. Он сейчас был занят другими расследованиями, повседневные занятия шли своим чередом. Он едва попытался меня утешить, прочитав несколько отрывков из досье, которое поднял, добиваясь, чтобы снова открыли дело. Я чувствовал, что душа у меня сейчас к этому не лежит, и к тому же был далеко не уверен, что это принесет какие-то результаты. Разве департамент полиции Лос-Анджелеса, который тогда не смог выполнить свою работу, будет способен открыть то, что уже не удалось вытащить на свет нам?