Цотнэ, или падение и возвышение грузин (Абашидзе) - страница 211

Из деятелей прошлого он никого не выделяет своей любовью или ненавистью. Его симпатии и антипатии определяются делами предков. Их он взвешивает и оценивает только по результатам их дел. Более того: даже одну и ту же личность он характеризует по-разному, в зависимости от того, какую пользу или вред принесли государству её действия в то или иное время. Например, повествуя о начале деятельности царя Дмитрия Самопожертвователя, летописец так подробно говорит о привлекательной внешности царя и добром нраве его, что не упускает случая упомянуть, сколько раз он преклонял колена во время молитвы («тысячу пятьсот раз преклонял он к земле колена»), но впоследствии, когда «с годами начал помалу склоняться и смешался с язычниками», научился их «прелюбодеяниям и ненасытности», летописец, не стесняясь, умаляет царский авторитет и называет его злым и распущенным. В борьбе, которая завязалась против царя, летописец явно на стороне его противников и не жалеет слов для подчёркивания их чистоты и правоты. Но впоследствии, когда тот же царь обрёк себя на гибель, летописец с большой художественной силой и душевной болью описывает самопожертвование царя ради народа: «Многоволнителен бренный мир, непостоянен и преходящ. Дни нашей жизни пройдут, как сон и видение. Безболезненно и быстро надлежит отойти из этого мира. Какой прок от моей жизни, если из-за меня погибнут многие, и я, отягчённый бременем грехов, отойду из этого мира… Жаль мне простой народ как агнцев. Я отдам душу ради моего народа».

Так же изменчиво его отношение к Лаша-Георгию. После Тамар на трон поднимается Лаша, и это событие, как начало царствования, летописец описывает так: «В то время веселился и радовался он. И повсеместно была радость и веселье». Но как только колесо судьбы завертелось вспять и на небосклоне Грузии появились первые тучи, летописец одну из причин «гнева господня» усмотрел в поведении главы государства и награждает «богом венчанного царя» жестокими эпитетами.

Наш летописец превыше всего ставит интересы родины и своего народа и если в причинах бед родного народа видит чью-нибудь вину, то осуждает и порицает виновника. В таких случаях не существует для него непогрешимого авторитета, ибо родина — превыше всего, выше самих царей, даже выше «слуг господних». Приговор летописца суров и беспристрастен, ибо в нём содержится и душевная боль, ибо он вынужден изобличать «помазанника божья». Летописцу тягостно рассказывать горькую правду: «Мне стыдно осмелиться говорить, но и не могу молчать, ибо сама обесчестила себя, восстановив против племянника своего», — пишет он по поводу зла, содеянного царицей Русудан в отношении Давида, сына Лаша. Он далее ещё более заостряет эту мысль: «И здесь я вновь пожелал замолкнуть, ибо не подобает говорить о царях порочащее их». Ибо говорит Моисей, очевидец бога: «Правителя народа твоего не называй злым (не делай зла)». Но автор этих строк знает и то, что книга истории народа находится между содеявшими добро и зло и что потомки простят его за правду и беспристрастность, ибо «писать летопись — это говорить истину, а не вводить кого-нибудь в заблуждение». Жамтаагмцерели руководствуется таким подходом, когда несколькими меткими фразами намекает на явные пороки царского двора. В некоторых иностранных источниках (например, у Ибн-аль-Асира) о них сказано пространно и неприкрыто. Этот факт говорит о достоверности источника и национальном самолюбии автора. Грузинский летописец полностью разделяет историко-политическую концепцию летописцев монгольской эпохи: беззаботность правителей страны, их моральное падение, взаимное соперничество и вражда настолько ослабили могучее государство, что когда «господь в наказание за грехи и злодеяния» ниспослал монголов, то государство было бессильно противостоять им и отбросить их орды. Мол, если невозможность победы над монголами была заранее предопределена провидением, летописцу только остаётся почаще напоминать об этом «господнем промысле» и, отчаявшись, неоднократно повторять слова Экклезиаста: «Суета сует и всяческая суета». «И продлилось опустошение и уничтожение страны за безверие наше…» — повторяет наш летописец неоднократно высказанную им мысль.