Нестор думал также, что мир иллюзий вокруг угрожал стать реально плотным. Стена, по которой он стучал кулаком, была твердой. Реальными были голод и жажда. Настоящим, болезненно ощутимым, был удар тяжелого кулака бригадира. И что будет, если данные ему иллюзии закостенеют, укрепившись во взаимных связях, обоснованиях, законах природы. Вещи получат объяснение. Нож будет ножом, гвоздь – гвоздем, и топорик не будет откликаться на имя. И каждый из них – будет только куском железа, который можно отдать в переплавку. А свет, который сейчас просто свет в темноте, и тьма не объяла его, будет обязан нуждаться в источнике. В лампе, в которой прячется нить накаливания, по которой бегут электроны. Для них протянуты провода. Они движутся по законам Ампера, Кулона, еще кого-нибудь. Где-то там еще было какое-то правило буравчика. И сунув пальцы в розетку, можно будет узнать величину напряжения. А стенки, доски и пол под ногами будут построены из прочных атомов, условно неделимых. В сильный микроскоп их можно будет увидеть.
Нестор представил себе длинный сон, персонажи которого по какой-то причине не имели бы представления о реальном мире. Но могли бы мыслить, мысль была бы для них как способ существования. Они изобрели бы различные инструменты добывания знаний – весы, скальпели, микроскопы, или что там у них могло быть вместо этого.
Интересно, могли бы они через какое-то достаточно долгое время понять устройство своего мира? Что мир устроен из атомов, как учила бы их наука. Или из чего-то другого, что там у них стало бы вместо атомов?
Он думал, что ему, возможно, предстоит долгая жизнь в этом мире окрепших иллюзий, в этом ограниченном мире, который может оказаться шире, чем думается, и тогда – о чем уже прозвучал намек – семья, дети, старость и, наконец, старуха с черной косой.
Он думал (и это был другой вариант мнимой реальности), что мир предметов окончательно исчез для него, и осталось только кружение слов, мысли в сером тумане, какое-то время сохраняющие иллюзию смысла.
Он думал про красную кнопку, которую можно было нажать. Но он, наверное, уже нажал ее. И, может быть, нажал не один раз. Может быть, он нажимает ее непрерывно без устали и без памяти. И с каждым разом все больше погружается в туман, из которого нет выхода.
Эта последняя мысль возвращалась все чаще, и вот, наконец, Нестор, должно быть, действительно удачным образом нажал кнопку возврата, потому что почувствовал вдруг, что падает спиной вперед – и не в черную яму с крысами, а в какое-то другое, светлое место.
Кто-то удержал его от падения, подставив плечо.