Наташа упала на колени перед сестрой.
— Как ты?
Олеся ощупала горло и сглотнула.
— Терпимо. Нам надо убираться, пока их там, — она махнула головой на дверь кабинета, — не стало слишком много.
— Они не там.
Сестры вздрогнули и посмотрели на вошедшую.
— Они не в доме, — произнесла цыганка и, ощупывая стены, пошла к кухне.
* * *
Со старухой что-то произошло, пока она была на улице. Олеся была в этом уверена. Теперь цыганка двигалась, как и положено слепой.
— А это что? — Голос Наташи заставил Олесю оторвать взгляд от ворожеи.
Наташа держала в руках черную папку и вопросительно смотрела на сестру.
— Ну, может, откроешь? Скорее всего, это участкового.
Наташа села и открыла папку.
— Ничего не понимаю. Тут какие-то схемы, чертежи… Документ, кажется, на немецком…
Олеся взяла ветхий листок и всмотрелась в содержимое. Да, это был немецкий, и это определялось отнюдь не семантикой, достаточно было взглянуть на печать Третьего рейха, чтобы понять принадлежность документа. Дальше шел русский текст, судя по всему, перевод с немецкого.
— Нацисты скинули цыган и сочувствующих в шахту, — произнесла старуха и на ощупь подошла к столу. — Мне их Баро сказал.
— Так вот что это за схемы, — Наташа затрясла страницами. — Это же шахта.
— Да, — Олеся наконец-то увидела потускневшую печать «Совершенно секретно». — Это документы по этому делу. Преступлению. Наверно, время пришло рассекретить, поэтому-то они и оказались у участкового.
После упоминания полицейского сестер передернуло. То, во что он превратился, не могло вызвать сострадание. Только страх и отвращение.
— Посмотрите! — воскликнула Наташа, но, взглянув на цыганку, поправилась: — Олеся, посмотри.
Она ткнула в центр какого-то листа.
— Только один-единственный канал проходит под жилым сектором. И то это сейчас. В 40-е годы тут поле было. Вот посмотри на эту карту и на вот эту.
Наташа положила два листа рядом. На современной карте поверх домов был прочерчен простым карандашом канал. Наверняка участковый провел свое расследование. Олеся вспомнила, что пару дней назад полицейского интересовало отсутствие соседей.
Полицейский все-таки помог им, несмотря на то что превратился в монстра или… Олеся забыла, как называла их старая цыганка. Но почему-то хотела вспомнить, как будто от этого зависела их жизнь.
— Это не злые духи, — произнесла старуха. — Точнее, не только они. Баро сказал, что когда нацисты на глазах у него сбросили всех детей, они призвали на помощь своих предков. Проклятия и призывы были настолько сильными, что вместе с предками пришел Рудра.
Олесе надоела эта игра малознакомых слов, и она не выдержала и спросила: