Осмотревшись, Евгений нагнулся, поднимая с земли нож. Тот самый, которым его ранила женщина. Узкое лезвие было выпачкано запекшейся кровью, костяная рукоятка вырезана в виде звериной морды.
— Ага. Значит, этой ковырялкой ты меня тыкала всю дорогу, — заключил Золотарев. Он бросил нож в ледяной ручей и вновь повернулся к ней:
— Я правильно понял, что Надя жива?
— Я же сказала. Я ее и пальцем не тронула, — ответила Шанита.
— А что с моей ассистенткой? Я о Даше Фолиной. Вроде бы кто-то утверждал про спицы перед глазами? А?
— С твоей медсестрой правда. Фолина ведь знала, на что идет, помогая тебе, — устало произнесла Шанита. — Но я ни в чем не раскаиваюсь.
— Должен тебе сказать, ты была очень убедительна, — признался Евгений. Он скинул с себя куртку, затем, морщась от боли, начал расстегивать рубашку.
— К байку и смартфону плюсуем косуху с рубашкой, — сварливо подсчитывал он. — Знаешь, сколько ты мне должна, селедка? Тебе придется продать все потроха, чтобы рассчитаться со мной. Хотя вряд ли кому-то пригодятся твои прокуренные легкие и испитая печень.
Шанита рассмеялась дребезжащим смехом. Со стороны казалось, что в ведре перекатываются осколки стекла.
— Даже если бы я была здорова, я не смогу продать в России свои органы.
— Нашла кому об этом рассказывать, — фыркнул Золотарев. — Без сопливых знаю. Слушай, теперь я понимаю, что тот пьяный урод на стоянке наверняка был прав, и он видел тебя на прошлой неделе в этой вонючей забегаловке. Ты меня там ждала, да?
Шанита показала ему язык:
— Наконец-то догадался.
Ему наконец удалось снять рубашку, и он подвинулся ближе к свету фары, чтобы разглядеть, насколько опасны раны. Кровь уже не текла, а едва-едва сочилась, и Евгений с облегчением вздохнул, поняв, что повреждения незначительны.
— Еще бы немного, и ты попала бы в печень, — заметил он. Взяв упаковку салфеток среди вещей Шаниты, Евгений вынул оттуда несколько штук и прижал к ране. — Надеюсь, твои тряпки не отравлены?
Шанита усмехнулась.
В лесу холодало, и кожа Золотарева быстро покрылась крупными пупырышками. К тому времени кровотечение почти прекратилось, и он, сопя от натуги, вновь надел рубашку. Выпачканная его собственной застывающей кровью, она неприятно липла к телу, но другого выхода не было. Надевать свитер этой чокнутой суки он не стал бы, даже если бы замерзал насмерть. Так, из принципа.
Снова облачившись в куртку, Евгений направил в сторону Шаниты сложенные вместе указательный и средний пальцы, имитируя дуло пистолета.
— Пук, — писклявым голосом просюсюкал он. — Пук-пук, детка. Ты убита.