Потеряв дар речи, застываю с открытым ртом. Ни слова не могу выговорить. Хайди лежит на диване. Раскинулась на спине с голой грудью. Черное платье, которого раньше не видел, болтается у пояса. Волосы были собраны в прическу, но теперь растрепались. Все лицо покрыто разводами от косметики. Жена никогда так ярко не красилась – темная тушь, темная помада. Ребенок визжит, заходясь в истерике. Напоминаю себе, что Хайди никогда не причинит вреда младенцу, жена ведь любит детей. Хотя сейчас я в этом не уверен.
Окидываю взглядом квартиру. Уиллоу нигде не видно. Дверь в мой кабинет – то есть в спальню Уиллоу… то есть в спальню Клэр – закрыта.
– Хайди, – осторожно интересуюсь я, – где Уиллоу?
На всякий случай говорю шепотом: вдруг Клэр Дэллоуэй прячется где-нибудь в углу с ножом? Да, наверняка все, что тут сейчас происходит, – дело рук этой девчонки. Однако не похоже, чтобы Хайди была привязана к дивану – не видно ни веревок, ни ремней, ни наручников. В горле пересохло, говорить могу с трудом. Кажется, язык распух в два раза. А в голове крутятся две картины – то полуобнаженная Кэссиди Надсен, то незнакомые зарезанные супруги на кровати.
– Хайди, – повторяю я.
И тут понимаю, в чем дело. Замечаю, как она прикладывает ребенка к груди. Моя жена никогда не причинит младенцу вреда, снова напоминаю я. Стою, будто прирос к месту, и пытаюсь разобраться, что здесь творилось, когда меня не было. И тут соображаю, в чем причина странного поведения Хайди. Как же раньше не догадался? Сердце замирает, дыхание перехватывает. Кидаюсь к жене, готовый выхватить малышку у нее из рук.
Но Хайди резко встает и крепко обхватывает девочку руками прежде, чем успеваю ее забрать. Вспоминаю родимое пятно на ноге у малышки. Хайди еще сказала, что «мы» должны серьезно подумать о том, чтобы удалить эту штуку. «Мы» – значит, она и я. Как будто речь идет о нашем ребенке. О нашей дочери.
Запоздало соображаю, что Хайди проявила к Уиллоу такой повышенный интерес и притащила их с младенцем в наш дом вовсе не потому, что была обеспокоена судьбой случайно встреченной на станции уличной девицы. Нет, Хайди интересовал именно ребенок. Перестаю беспокоиться из-за того, что Уиллоу – Клэр – вот-вот кинется на Хайди или на меня. Теперь опасаюсь, как бы жена не навредила девочке.
– Где Уиллоу? – повторяю я, замерев в футе-двух от нее и младенца. Хайди не отвечает. Снова спрашиваю: – Хайди, где Уиллоу?
Жена отвечает так тихо, что из-за детского плача почти невозможно разобрать слова. Приходится угадывать сказанное по губам.