Поглощенный собственными мыслями — он не сразу понял, что по забору, по бетонной плите — кто-то осторожно стучит.
Три — Три — Три...
Последовательность, знакомая с Афгана.
Николай достал пистолет. Крадучись, прошел к калитке — во всех иракских домах была как минимум одна задняя калитка. Она не была заперта и отворилась с едва слышным скрипом.
Ночь. Тишина. Почти как в деревне... если бы не магнитофон. В Тикрите — ни о какой ночной жизни и слыхом не слыхивали.
Он сделал шаг. Потом еще шаг. Навел пистолет на что-то темное.
— Не стреляй, бача...
Голос был знакомым.
— Не подходи, просто слушай. Саддама видел?
— Нет.
— Но парад будет?
— Да.
— Твое мнение?
— Очень опасно.
Бахметьев цокнул языком.
— Это провокация.
— В смысле?
— Приказы идут от Саддама. На трибуну поставят двойника.
Про двойников Саддама Николай слышал, но мельком. Никто ничего про них не знал. Говорили, что есть, по крайней мере, один, причем он так похож, что Саддам нередко разыгрывает сценки перед своими министрами.
Говорили так же, что в использовании двойников — секрет неуязвимости Саддама. Что, по крайней мере, дважды заговорщики думали, что им удалось осуществить задуманное — но это были двойники.
— А мне что делать?
— Я дам тебе маяк. Когда будешь уверен, что рядом Саддам — надави как следует на колпачок. И все.
— На колпачок?
— Протяни руку вперед.
Николай сделал, как велели. В руку легла ручка.
— Просто нажми изо всех сил. И всё.
— А дальше — что?
— Дальше по обстоятельствам, боец. Я тоже рискую. Удачи.
Николай понял, что это означает. Но приказ — есть приказ.
— А если будешь сомневаться — раздался в темноте голос куратора — помни, что в Коммунистической партии Ирака состояло двести тысяч членов. Из них не меньше семи тысяч в армии. Сейчас их осталось меньше пятидесяти. А в армии — ни одного. Так то.
За день перед парадом — его арестовали.
Приехал сын президента Кусей — молодой, с ломким еще голосом. С ним было несколько офицеров охраны. Николай отдал пистолет — другого выхода не было — и его посадили в машину. Стекла были изнутри замазаны краской.
Они ехали по Тикриту, уже взбудораженному появлением Раиса, их земляка. У дорог — стояли люди, сплошная цепь солдат Республиканской Гвардии сдерживала их. Куда они едут — было видно только через лобовое стекло — но Николай в любом случае не знал город.
Они въехали в очередные распахнутые ворота, машина остановилась. Здоровяк подошел, обыскал русского — словно не доверяя тем, кто уже обыскивал до него. Затем — он пошел вглубь сада... это был не президентский дворец, один из двух в Тикрите, родном городе Раиса. Остальные — двинулись за ним.