В кузове помаргивают огоньки. Вращаются кассеты. Готовые — сложены в стопочку, ожидают отправки...
В дверь постучали, операторы не слышали этого, потому что на них были наушники, намертво отсекающие посторонние звуки — а вот начальник смены это услышал. У него был пистолет... потому что один раз на митинге такую машину попытались вскрыть и опрокинуть, с тех пор начальник смены должен был быть вооружен — но сейчас начальник смены и не подумал доставать оружие.. Он прильнул к глазку, хитро выведенному вверх и вбок и замаскированному — и открыл засов тяжелой, бронированной двери, признав вошедшего.
— Здравия желаю.
— Здравия желаю...
Вошедший офицер — уместился на откидном сидении, как в проходе железнодорожного вагона, включил подсветку — тоже от купейного света.
— Работаете?
— Да, как раз сейчас интересное идет...
Офицер протянул руку. Начальник смены достал еще пару наушников на длинном шнуре, воткнул в переходник...
— Есть...
Офицер — он был одет как обычный дачник, даже с грязной сумкой в руках — начал внимательно слушать...
— Значит, хочет удочки сматывать... — более себе, чем другим сказал офицер
— Так точно, товарищ полковник.
— Ну, что ж... Бобины готовы?
— Восемь штук... — вместе с бобинами начальник смены протянул ручку и ведомость, отпечатанную н дрянной, газетной бумаге — расписаться...
— Девять
— Восемь, товарищ полковник
— Эту, которую сейчас пишете — тоже снимите. Будем получать санкцию — пригодится...
Задержать Бабаяна было непросто — даже при наличии прямых улик. Дело в том, что он был депутатом Верховного Совета СССР от Азербайджана. А значит — согласие на его задержание должен был давать Президиум Верховного Совета.
Конечно, такое согласие получить куда проще, когда фигурант прямым текстом признается, что собирается бежать и просит вывезти его на Запад, а косвенно — признается и в том, что является агентом иностранной разведки.
— Есть. Шариков, давай быстро. Бакланов, ставь новую...
Конечно же — фигурант не должен был оставаться вне контроля ни на секунду — поэтому сначала ставили новую бобину и только потом — останавливали старую...
— Есть.
— Время?
Старший взглянул на часы
— Четырнадцать нуль две.
— Есть. Окончено в четырнадцать нуль две.
Все требовало порядка — и время начала и окончания записи фиксировалось в прошитом и пронумерованном журнале — на случай, если наблюдатели решат сознательно оставить объект без контроля.
— Четырнадцать... нуль две — наблюдатель передал журнал, чтобы начальник смены тоже расписался — товарищ полковник, а почему этого... ну объекта иностранная разведка не хочет из страны вывозить. Они же врут ему...