Бен бросился к ней и оттолкнул в сторону санитара, который стоял перед ней на коленях. Лиза плакала и дрожала. Он быстро оглядел ее, прежде чем заключить в объятия. Она дрожала всем телом. Рядом с Лизой лежали длинная веревка, кляп и специальное устройство из тонкого металла – во время операций на глазах таким расширителем фиксируют веки пациентов, чтобы они не могли моргнуть. Бен еще крепче прижал к себе дочь. Он спас Николь от утопления. Он не хотел думать о необратимых повреждениях головного мозга, которые могли наступить из-за длительного недостатка кислорода. Лиза была жива, и все-таки Йоханнес победил. Он подверг ребенка собственному кошмару. Уничтожил часть ее души и лишил детской веры, что в конце всегда побеждает добро. Потом Бен не мог сказать, сколько просидел, прижимая к себе Лизу.
Спустя две недели после тех ужасных событий Бен все еще пребывал в подавленном состоянии. А ему нужно было заботиться о Лизе и пытаться подбодрить ее, насколько это возможно. Он добросовестно старался, но все равно понимал, что дочь видит его насквозь и чувствует его всепоглощающую грусть.
– Сходим потом поедим мороженое? – спросила Лиза и попыталась улыбнуться.
По крайней мере, они снова сблизились, и Бен переехал в старую квартиру в Пренцлауэр-Берг. В конце концов, кто-то ведь должен заботиться о девочке.
Бен был поражен тем, какой сильной оказалась его дочь. Она не хотела, чтобы он страдал из-за нее. Бен даже не представлял, как она справляется с пережитым. От психолога, которая занималась с ней, он узнал, что Лиза достаточно закрыта в общении. И, как Бен, она плохо спала по ночам. Едва заснув, она, вся в поту, с криком просыпалась от мучивших ее кошмаров.
– Сколько шариков ты хочешь? – спросил он в ответ и улыбнулся.
– Можно три? – Лиза сделала большие глаза и посмотрела на него преданным собачьим взглядом.
– Ну, если осилишь, – сказал Бен и легко ущипнул ее за бок.
Лиза хихикнула. Потом гневно посмотрела на него, хотя ей это нравилось.
– Папа! Прекрати! – потребовала она с наигранной серьезностью.
Он поднял руки в знак примирения:
– Ладно, ладно.
Ее лицо омрачилось.
– Думаешь, мы сможем скоро поесть мороженое вместе с мамой?
– Конечно, – ответил он как можно более решительно, но голос все равно прозвучал неуверенно.
Они дошли до автоматических раздвижных дверей больницы, вошли внутрь и на лифте поднялись на шестой этаж.
– Знаешь что? Завтра мы возьмем мороженое с собой в палату к маме. Может, ей тоже захочется.
Больничная палата была очень светлая. Солнечные лучи ласкали лицо Николь. Звучала соната Моцарта, пахло цветами, которые они принесли ей вчера. Умиротворяющую картину нарушали только аппараты, к которым она была подключена и которые следили за ее жизненными функциями.