— Таз уплывает! — только заметив это, Никита заорал, выкатив зенки. Может, хоть жадность нас спасет? Не может быть, чтобы с таким накалом чувств люди погибали. Гребя спинками сидений, гнались за тазиком. Самое черное в черном — мыс. Обогнули!
— Огонь! — прохрипел Никита.
Есть такие безжизненные огни — створы, стоят на деревянных щитах на безлюдных островках и даже на плоских камнях, освещают дикость возле себя и не радуют. Если «свести» пару створ одного цвета в линию — значит, точно по фарватеру идешь. Но, однако, это мертвые огни.
— …Это не створы! — через ветер Никита проорал.
И вроде бы не звезда — хотя звезды так же порой подмаргивают… Это живой огонь!.. Но такой далекий, что разве что для прощания с жизнью годится он.
Ни фига! Я занырнул в каюту, немножко поплавал там и вылез с багром и одеялом. Зацепил порванным углом одеяло за багор. Парус!.. Потащил нас!
Игорек поймал в рубке по приемнику «Маяк», любимая песня наша пошла, ансамбля «Вингз» («Крылья») под командованием Поля Маккартни. «Хоп!» Взлетаем в черную гору. «Эй, хоп!» Скользим вниз с горы.
Потом Игорек сделал каждому по коктейлю «Манхэттен» и с изумлением на волну смотрел: что за дурь вмешивается в процесс?
Доползем! Тем более брюхо уже, не смолкая, скребет по камням — лишь бы не развалиться. Плюха в корму — и мы, шаркая, подвигаемся еще на метр к берегу. Волна откатывается — и мы на пьедестале стоим, как памятник… нашему безрассудству! Сколько лет с того времени прошло… и безрассудства больше не было. Жаль.
Это не костер вовсе. Горит изба… Что это изба — понять можно только по форме пламени — самой избы уже не видать. Прыгаем с носа, как десантники, в поднятой руке Игорька приемник орет, я, на вытянутых, держу багор. Вылезаем, скользя. Сзади еще холодно, спереди — жарко. Ни секунды не передохнув, кидаемся к пламени. Лучший, а часто — единственный способ спастись самому — это пытаться спасти другого. Если бы не пожар — утонули бы.
В горящую избу (за неимением женщин) пришлось входить нам самим. Дверь снаружи подперта колом, что явно говорило о злонамеренности. Сбив багром горящий кол, я распахнул дверку. Мгновение спустя оттуда выкатился дымящийся «колобок», накрывшийся сверху пиджаком. Скатился в озеро, выкатился назад и тут кинулся в избу… что-то дорогое спасать? Выскочил: глазки-буравчики под лохматыми бровками, в руках — черный, огромный, с плоским диском пулемет Дегтярева… Презент спасителям? Да!
— Ну что, суки? Взяли? — очередь поверх голов. Стал утирать рукой слезящиеся глазки. Боевой дядя: чуть нас не положил.