— Вечерний коктейль! — произнес он, строго глянув на Федю: в майке и галифе тот не совсем вписывался в светский раут. Федя, усмехнувшись, спустился в каюту и вышел презентабельный, в пиджаке на майку.
Хорошо, что Нева такая широкая и большая, можно долго плыть… но миг расставания близился — расставания, может, с лучшим, что было у нас? Удержимся ли на моральной высоте после расставания, не рассыплемся ли?
Ночевать приютились у Литейного — там под мостом широкие гулкие пространства над асфальтовым берегом, плюхаются волны, шумит молодежь, в ее сторону неодобрительно косятся рыбаки… Вплываем в реальность. Последняя наша ночь. Странно, каждый задумался, оцепенел: рукой подать до дому, а… не подать. Что-то встало между нами и домом, и пока не решим это что-то — не успокоимся. Даже как-то страшно — как бывает во сне, словно лишился дома. Как Одиссею — надо все испытания пройти, чтобы вернуться. Не прошли?
— А тебе-то куда? — спросил Коля-Толя у Феди. Федя тяжко вздохнул: ему, похоже, тяжелей всех путь домой, чувствовался какой-то булыжник у него на душе. Затих под мостом гвалт уже под утро, и Федя рассказывать стал, обращаясь в основном к Коле-Толе, как к тоже «израненному»… Был майором, зампотехом танкового полка, трак наехал на ногу, раздавил ступню. Комиссовался, взяли на завод Кулакова завхозом. Начал с того, что перекрыл крыши на всех корпусах новеньким кровельным железом, что и оказалось роковым — зимой, когда сосульки сбивал, больная нога поехала, веревка не выдержала — упал во двор, сломал все, что можно. После больницы «благодарное начальство» отправило командовать базой отдыха, а он там, по военной привычке, так раскомандовался, что чуть не сгорел… сами видели. Потому, может, так и лютовал на озере, что на душе кошки скребли. Дочь — дома без матери, и все у ней как-то наперекос. Школу не кончила… в техникум пошла. Оттуда отчислили. Проводницей работала. Но и там… Спилась, короче. Теперь он даже не знает, цела ль их комната в большом доме на Сенной. Боится туда… Поэтому и мы, чувствуя это, здесь стоим.
Рассвет на реке Неве, время радостное, но зябкое. Любое явление природы, увиденное после долгого перерыва, вызывает воспоминания, волнения. В городской жизни под крышей многое забываешь — и, оказавшись на воде на рассвете, вдруг вспоминаешь, сладко. Помню — на верфи, раньше, когда сдавали «заказ» (так хитро зашифровывали мы подводную лодку), спускали ее по «слипам» в Неву, возле устья, напротив памятника Крузенштерну, замаскированную под плавучий сарай, и буксир тащил ее в Ладогу, оттуда через Беломор на Север. А мы на одну ночь оставались пировать, начальство тогда не скупилось в таких делах, денег на «заказы» отпускалось с лихвой. А утром, еще полупьяные, на катере догоняли наш «заказ», чтобы в нем на ходовые испытания идти. Одно из сладких воспоминаний в жизни! Казалось бы застой, оборонка, режим… но ничего приятнее того утра вспомнить не могу. Вода парит, мы летим, с песнями, и на одном и том же месте — уже заведено было — подъезжали к нам рыбаки, и происходил «чейндж»: ведро «шила», спирта, на ведро вьющихся, пестрых, свежевыловленных миног!.. Утро, вроде, такое же — но жизнь наша уже не та. Ушли мы с тех верфей, рассекретились… да и сами верфи уже не узнать — и теперь сами полностью отвечаем за нашу жизнь. Иногда хочется назад «засекретиться», чтобы опять за нас думали, — но назад хода нет!