— Да Вера слегка приболела. В вагоне было больно уж жарко и душно, а из форточек — сквозняки. Да и тут она набегалась и напрыгалась, а сейчас слегла. Завтра, наверное, врача вызовем.
— Ясно, можно мне к вам?
Не дожидаясь ответа, я прошел в соседскую комнату. Вера лежала, укрытая одеялом до самого носа. Но даже так вид ее не производил впечатления совсем уж здорового.
— Рассказывай, что болит.
— Вить, а ты разве доктор?
— Еще какой. Так что с тобой? Голова, говоришь, болит? И знобит? Подташнивает? Ладно, доставай руки из-под одеяла и клади их вдоль тела, вот так.
Я накрыл ее ладони своими и сосредоточился. Так, вроде ничего серьезного. Девочка слегка простудилась, переволновалась и, кажется, недавно съела что-то не очень свежее. За ужином на столе точно ничего такого не было, значит, перехватила раньше.
— Ты в поезде или на вокзале ничего не ела?
— Пирожки с рыбой, мы их на какой-то станции днем купили…
— Понятно. Теть Нин, нужно примерно пол-литра теплой кипяченой воды, немного соды и тазик.
— Ой, что ты со мной собираешься делать? Может, не надо?
— Ничего я не собираюсь. Ты сейчас сама выпьешь воду, а потом тебя вырвет. Тазик нужен, чтобы не на пол. Да чего ты трясешься? Голова-то болеть перестала?
— Да… только… Вить, неудобно, я же там под одеялом голая…
— Ладно, я выйду. А ты делай, что сказано, потом накинь что-нибудь и позови меня.
В общем, на этом лечение практически завершилось. Вера благополучно проблевалась, потом ее пронесло, и уже к одиннадцати часам вечера она была в полном порядке, о чем тут же сообщила мне. Я, снова взяв ее за руки, убедился, что так оно есть.
— Все, можешь ложиться спать.
— Вить, а что это было? Доктора вроде должны таблетки давать или уколы делать, а ты так…
— Тебе уколов не хватает? Могу устроить, шприц у меня есть. А называется это мануальная активация латентных возможностей организма, — «объяснил» я. — Твоего, между прочим. Выздоровела ты сама, а я просто помог.
— Ух ты, и как здорово помог-то! А где такому учат?
— В армии, — по привычке отбрехнулся я, но на всякий случай добавил:
— Правда, не всех. Далеко не всех, способности иметь надо.
— Интересно, у меня они есть?
— Это еще неизвестно, они, как правило, проявляются не в детском возрасте, а позже.
— Я уже не ребенок! — возмутилась пигалица.
— Ага, ты это еще кому-нибудь расскажи, может, кто и поверит. И вообще уже двенадцатый час. Тебе давно спать пора, да и мне тоже, завтра-то на работу.
Вернувшись к себе, я задумался — а правильным ли было мое слепое следование душевному порыву? С одной стороны, я вроде знаю, что и без всяких моих вмешательств Вера доживет как минимум до две тысячи восемнадцатого года, зато теперь помощь Ефремову откладывается — как целитель я сейчас полный ноль, и неизвестно, насколько это затянется. С другой — это она в том варианте судьбы, где не было меня, дожила до семидесяти лет. Так не факт, что она там вообще ездила в Крым! То есть та ее жизнь уже давно стала не безусловной колеей, а всего лишь ориентиром. Мол, как оно могло быть, если бы не я.