— Здравствуйте. — Бесшумно подошел кто-то сзади, поравнялся, поглядел и так же бесшумно пошел дальше, обгоняя. Это был плотный, черноглазый, черноголовый, в черной куртке непонятный человек. Из-под куртки у него свисала сбоку полукругом витая блестящая цепочка. Вроде под курткой пистолет.
Человек уходил быстро, дальше, бесшумно, и уже нет его — свернул за деревья. Может, это лесник?..
Какой же все-таки он был дурак, когда поверил, что она его полюбила, Лизка…пожалела сердечно, ведь тогда, почти десять лет назад, он еще не так хорошо ходил, и снова детские эти боли, и ему вообще было в тот год так тошно, так плохо на душе, а она была тоже вроде несчастной, сирота, приехала из глуши какой-то. Она смотрела на него снизу вверх: он ведь столько знает, даже институт окончил, читал столько…
Он уверен был, что если любовь, то все преодолимо: будет, не может не быть, единения душ! А нельзя никогда, наверно, жизнь связывать с человеком другой среды. Конечно, все бывает и получается хорошо. Но ведь это гораздо реже. Гораздо реже…
Когда он подошел, наконец, к районному парку, остановился, потом медленно, оглядывая, прошел через парк. Пруд, у которого раньше они сидели с папой, отдыхая, был сейчас затянут на треть ярко-зеленой неподвижной ряской.
Человек в оранжевом комбинезоне с силой поворачивал вентиль трубы возле лесенки, что уходила в воду. Наконец, хлынул из трубы поток.
— Чистим, — оборачиваясь, сказал человек в комбинезоне и подмигнул. — Уже и рыбка водится. Тут, видишь, недавно низовой пожар был.
И правда, высокие кусты у пруда были снизу темно-рыжего цвета. Бурлила светлая вода, отодвигая прочь зеленую ряску, а вокруг рыжие, наполовину рыжие кусты.
— Вон, — дотрагиваясь до его плеча, сказал кто-то худой, невысокий, в старенькой штормовке с капюшоном, он смотрел вверх на дерево рядом. — Ветки, вон, смотрите, будто убегали от огня.
Теперь они оба смотрели. Действительно, все ветки на дереве прижаты были вверх к стволу.
— Ну-ну, — сказал капюшон и пошел неспеша вокруг пруда.
Если бы остановился он, поговорили бы еще: может, он поэт или художник? Так хотелось с таким человеком поговорить. А даже не обернулся, как та женщина у памятника, молодая, белокурая, о которой все время, оказывается, думал.
Вот сам он никого никогда не убивал, но внезапно, вдруг, вдруг представилось (может, это чертов телевизор), что так взял и убил и не одного человека!.. Неповинных. Но это был уже бред. Просто бред.
И мама умерла, мама… А что осталось после нее… Лизка на помойку отнесла?..
На антресолях, Лизка этого не знает, лежит сейчас дяди Яшин портфель. Дядя Яша был музыкант, сосед. И это до сих пор: как он сидит у них в комнате, согнувшись у стола, старый уже, и ему всегда было холодно. На нем подбитая ватой безрукавка, на лысой голове берет, горбатый нос его похож на клюв, и под носом капля.