Иногда я жалею о том, что успел.
Иногда я лежу и мечтаю о том, что не добежал. Что остался там, среди всех этих людей – этих прекрасных людей, которым осталось жить примерно минуту, пять минут, два часа… от силы неделю. И когда я так думаю, скрежет запирающихся гермоворот больше не снится мне по ночам.
Иногда я представляю, что где-то там, далеко в космосе, есть огромная голубая планета, где все умершие – живы. Там есть города, леса, озера и парки, моря и пустыни, животные и рыбы. Там есть все, что было в нашем мире…
И только метро там нет. Совсем.
И знаете… Когда я так думаю, я счастлив.
Кто-то называет это Катастрофой, кто-то Судным Днем, кто-то – Днем смерти. Я говорю:
День, Когда Распустились Цветы.
Тысячи и тысячи пусковых шахт опустели в один момент. Тысячи и тысячи металлических семян были посланы по ветру. Тысячи и тысячи огненных цветков распустились одновременно.
И знаете что?
Еще никогда Земля не была такой красивой.
Желтый отсвет карбидной лампы тает на внутренней стороне век.
Я лежу, закрыв глаза, на грязном и вонючем финском пуховике, и думаю о мире за стенами метро…
Мир, в обветшалой пустоте которого, если прислушаться, тихонечко поют альфа– и бета-частицы.
– Мне тебя даже жаль, – сказал человек. – Честно.
* * *
Воздух заметно просветлел, но солнце еще пряталось за кварталами заброшенных темных домов. Розовый свет очерчивал угрюмые силуэты зданий.
Утро.
Серый монстр ушел. На земле остался окровавленный кусок мяса – бесформенная масса из мышц, костей и гордости. Раньше, возможно, эта масса была человеком. Сейчас в это трудно было поверить.
Ветер заунывно дул в развалинах, трепал изодранную химзу.
Прошла минута и другая. Человек не шевелился. Похоже, он был уже мертв…
Прошло десять минут. Потом еще столько же.
Из-за угла развалившегося дома появилась фигура, обмотанная слоями скотча и пленки. В руках у человека был автомат.
Диггер махнул кому-то невидимому рукой и стал спускаться с горы обломков.
Следом показались еще двое, вынырнули с разных сторон.
Ветер выл.
* * *
Командир отряда красных диггеров Александр Феофанов по прозвищу «Феофан Грек» или просто Грек, задумчиво оглядел место сражения. Затем повернулся к заместителю – высокому худому диггеру по прозвищу Гриф. По прозрачному забралу противогаза у зама разбегались трещины. Самая крупная была залеплена скотчем. Рассвет розовел на стекле, Гриф щурился. Становится слишком светло, подумал Грек. Они и так задержались, а теперь их настигал рассвет. А все из-за проклятого нашествия тварей. Что они сегодня, с цепи сорвались?!