Василий Васильевич проводил её до чугунной лестницы.
– Где здесь свет зажигается, не знаете?
– Знаю, с той стороны. Там такая медная пупочка, потяните ее вверх.
Василий Васильевич нашарил «пупочку» и потянул. В вышине затеплилась слабая люстра.
Кофейная чашка и книга «Философия Канта» по-прежнему были на столе. Только «Философия» лежала страницами вниз.
Меркурьев вздохнул, подошёл и посмотрел. Книга была открыта на пятьдесят седьмой странице.
«Философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий, которые приносят с собой страсти. Его внутренняя жизнь всегда находилась в состоянии равновесия. Кант представлял образец мудреца, и таким же он будет в глазах грядущих поколений, вознесённый на эту высоту своими заслугами в области философии и чистотой своей жизни».
– Кто здесь читает Канта, не знаете, Кристина?
Студентка пожала плечами. Она стояла на лестнице, облокотившись о чугунные перила.
– Зовите меня Крис, – предложила она. – А лучше Мышь.
– Мышь, – задумчиво проговорил Василий Васильевич, – прекрасное имя для девушки. Крис – Крыс – Мышь, правильно я понимаю последовательность?
– Правильно! – отозвалась новоявленная Мышь. – А я вас буду звать Васей.
– Логично.
– Моё имя мне совсем не нравится, – продолжала Мышь. – Когда я родилась, в моде были Кристины, Анжелы, Камиллы, Перпетуи.
– Не знаю ни одной Перпетуи.
– Лучше б я была Перпетуей.
– И всё же кто читает эту книгу?
– Никто, – заявила Мышь. – Она лежит здесь просто так, для красоты. В окрестностях Кёнигсберга обязательно должно быть нечто, связанное с Кантом! Спокойной ночи!
И большими прыжками Крис-Мышь понеслась вверх. Лестница одобрительно загудела.
Василий Васильевич закрыл книгу, вернул её на стол и отправился к себе.
Из столовой тянуло сигаретным дымом и доносились гогот и голоса:
– Слышь, Санёк, а он мне и говорит, значит, чтоб я отваливал, а я ему на это: чё ты быкуешь, блин!.. Ты кто есть такой! А я ему – ты с кем базаришь, мелюзга неумытая, когда я есть правая рука самого Санька Морозова, Алексан Фёдорыча, дорогого нашего!
– А он чё тебе на это?
– Погоди, давай накатим за дружбу! За тебя, Санёк! Где бы мы были, если бы не ты и не умище твой!
Василий Васильевич миновал столовую, поднялся на второй этаж, закрыл за собой дверь на лестницу. В коридоре было тихо и темно. Он вошёл в свою комнату и с удовольствием потянулся.
Здесь не было слышно ничего, кроме шума моря и шелеста листьев.
Не зажигая света, он стянул одежду, пошвырял как попало и бухнулся в прохладную постель. Тотчас в голове всё сдвинулось и поплыло: шумные бухарцы, ковровые тюки, дорога, дом с черепичной крышей, вещунья в разноцветных шелках, перстень со странным горящим камнем, готическое окно, трепет свечи, громыхание стола, «Ой, мороз, мороз», который слёзно выводили свины.