— Я не пью, — смущённо кашлянула в ладонь. — Вернее… Один раз пила, на празднике. Но всего пару глоточков, и голова потом кружилась сильно. Не понимаю, для чего вообще нужно вино, если с него становится плохо, тошнит, а поутру ещё и голова разламывается.
Я растянула губы в улыбке, но Эриман отчего-то не разделял мою радость.
— Как пожелаешь, — ответил он и уставился на заставленный яствами стол. Избегал взгляда, и я чувствовала, как напряжение между нами становится густым и тяжелым. Еще чуть-чуть — и превратится в камень.
Я оглядела длинный стол. Он предназначался для больших сборищ и, наверное, гармонично вписался бы в столовую богатой многодетной семьи. Но сейчас стулья сиротливо выставляли высокие спинки, словно сокрушаясь, что на них никто не сидит.
— У тебя, наверное, много друзей, — произнесла я задумчиво. — Иначе для чего тебе такой большой стол…
— У деда, видимо, было много, — сухо ответил Эриман и потянулся за куриной ножкой. — Ешь. Я хочу тебя сводить на берег, — он замолчал, а потом добавил: — Если ты захочешь, конечно.
— Я хочу, — кивнула, наконец, поймав его взгляд. — Очень хочу. Налей мне то, что будешь пить сам.
Легкая улыбка украсила его лицо. Эриман кивнул и, поднявшись, подошел ко мне со спины. Плеснул в мой бокал прозрачный напиток из бутылки с высоким горлышком и собрался уходить.
— Ты куда? — потянула его за рукав.
— Сесть возле тебя? — тихо спросил Эриман, накрыв тёплой ладонью мои пальцы.
Я робко кивнула и погладила его пальцы своими. Кровь пульсировала под его кожей так громко, что я пугалась.
— Отпустишь меня? Я перенесу приборы, — он усмехнулся, но сутулые плечи не расправил. Смотрел исподлобья, будто нашкодивший ребенок, и кусал губы. Будто безмолвно просил прощения снова и снова.
Простила ли я? Простил ли он себе? Простит ли в будущем? А я?
Я кивнула и разжала пальцы. С трудом. Я снова и снова уступала тайным желаниям. И себе. Разумом понимала, что не должна его прощать, но сердце таяло, едва видела его лицо. Едва касалась горячей кожи и встречалась с ним взглядом.
О, Боги Вездесущие, помилуйте! Дайте мне сил, дайте трезвости и выдержки. Даруйте мудрость… Потому что если всё будет продолжаться так же, я позволю ему сделать со мной что угодно!
Эриман шёл, тяжело переставляя ноги. А я ведь и не задумалась, как ему может быть плохо после моей подпитки. Взял тарелку и бокал, передвинул их к центру стола. Когда садился рядом, мне казалось, что тонкая нить напряжения сейчас засвистит и ударит по лицу наотмашь, оглушив меня. Но Эриман молчал. Сцепив зубы. Опустив взгляд.