Навсегда (Окунев) - страница 32

На первую страницу
И так устал! И в том моя вина!
И я сказал, что ждет меня она,
И мне пора идти. Он эту фразу,
Конечно, как уловку, понял сразу.
Спросил — Она жестока, как всегда?
Но не горюйте, это не беда,
Вот бедствие, — сказал он убежденно.—
Вот полный ужас — стать вдруг не влюбленным.
Прощайте, Окунев!.. — Я вздрогнул: здесь зерно
Догадки, что уже не будет встречи?..
Сентиментальности нам не дано.
Как ложный стыд порою нас калечит!
Не обнял я его. А так хотелось!
Бездарна и тупа моя несмелость.
Я это не прощу себе вовек,
Я не прощу. И это хуже пытки.
Пошел я. Оглянулся у калитки:
Родной, незаменимый человек
Стоит и не уходит…

ТЕПЛОХОД «ИЛЬЯ СЕЛЬВИНСКИЙ»

Ты новосел морей. Тугие стяги
Романтики ветрами наполняй!
Не вальсами — симфонией отваги
Перед тобою голубой Дунай!
Живое сердце — вот он твой локатор.
«Сельвинский» — ты! Не зря так наречен.
Засады шторма, гребни, перекаты
Ты по Сельвинскому сдвигай плечом!
Он труженик был силы исполинской.
И в трюм души он брал рекордный груз.
Я на борту твоем, «Илья Сельвинский»,
В грядущее твое не насмотрюсь!
Предела нет. А есть преображенье
Энергии, что вдаль стремит, веля
Осуществляться вечному движенью
От колыбели и до корабля.

КОРНЕЙ ИВАНОВИЧ ЧУКОВСКИЙ

Высокий. Всех скромней, но выше.
Хоть старше, но и всех новей.
Так свеж, как бы из леса вышел,
Из тайн заснеженных ветвей.
Нес в жизнь, в поэзию, в науку
Все обновляющий свой пыл.
Как будто людям он, как внукам,
Обновки к празднику купил.
Что он ценил еще дороже,
Чем самоцветы естества,
На боль отзывчивый до дрожи,
Насмешливый до озорства?..
Ну кто, ну кто не отзовется
На искренний по-русски смех?
Казалось, вместе с ним смеется
Искрящийся на солнце снег.
И эта детскость в нем навеки
Быть людям щедрыми велит.
Чтоб где-то в каждом человеке
Жил добрый доктор Айболит.

СНОВА КИЕВ

Я в киевском парке творю над собой самосуд.
Когда судят годы, они никогда не спасут:
Эх ты, простофиля!
                     Почти сорок лет был ты к Киеву глух.
Прекрасные юные женщины
                     превратились в старух.
Но ты сталинградец —
                     в душе подавляешь ты крик.
Что делать! что делать?
                     Признаться себе, что уже ты старик.
Вот так. И не страшен тебе этот вывод простой.
Ах, лиственный Киев, волшебной прохлады настой…
Ты Лесе Украинке в очи смиренно смотри,
                                                    Все в тиши….
Надейся: быть может, придет обновленье души.
Простит тебе Киев и руку протянет:
                                                   «Поэт, ты держись!»
В минуты такие
                      пройдут пред глазами все годы,
Следующая страница