Пропавший батальон (Филатов) - страница 76

Впереди, на родном хуторе, залаяли собаки. Болеслав остановился и еще раз обернулся туда, где остался замок Каренц, его возлюбленная, его сердце. Завтра он никуда не уйдет из замка. Казимира прикажет Войте, чтобы на охоте Крона сопровождал он, Болеслав, потому что такому норовистому коню нужен самый лучший конюший, конь не должен причинить своей хозяйке никакого, даже малейшего беспокойства. А эти олухи, помощники Войты, не в состоянии исполнить даже самых простых поручений. Вдруг госпоже во время охоты потребуется что-нибудь, а его не окажется рядом? Нет, он должен присматривать за всем, быть со своей Казимирой везде, где она сможет его взять с собой. А где нет – он будет незримо следовать за своей голубкой и охранять ее от всех опасностей и невзгод.

Погруженный в радостные мысли, Болеслав не заметил, как возле кузнецова двора за ним скользнула тень. У развилки, где тропка поворачивала к выселкам, на которых находилась хижина родителей Болеслава, его кто-то тихо окликнул. От неожиданности юноша вздрогнул и резко обернулся.

Он не сразу узнал дочь кузнеца, даже потер кулаками глаза. Девушка стояла перед Болеславом в белой холщовой рубахе по колено с распахнутым расшитым воротом, волосы были распущены. В руке она держала венок из полевых цветов и была необыкновенно красива, – как он этого не замечал раньше? Он знал Любомиру с детства, окрестные ребята дразнили ее сухоручкой, но Болеслав всегда защищал несчастную от не знавших меры мальчишек. Потом они выросли, Любомира превратилась в девушку, но он так и продолжал видеть в ней смешную белобрысую девчонку, которая помогала отцу в кузне одной рукой. Сейчас перед ним стояла красавица, которая просто излучала первобытную женскую силу, сводящую мужчин с ума во все времена.

Любомира подошла к оторопевшему Болеславу, ласково заглянула ему в глаза, улыбнулась уголками рта и сказала каким-то глубоким грудным голосом, которого он раньше не слышал:

– Болюшка, милый мой, выбери меня на Празднике. Ты не смотри больше ни на кого, тебе никто не будет уже мил, только я. Вот, возьми, я сплела тебе венок. В нем ромашки и крестоцвет, да и повилика от сглаза. Дай мне надеть его на тебя, наклонись, любый мой.

Болеслав, как завороженный, наклонил голову, и Любомира здоровой рукой ловко надела венок на макушку юноши, задержав свою ладонь на его шее. Мурашки побежали по телу Болеслава, как если бы в него бросили снегом. Венок давил на голову железным обручем, да с такой силой, что колени юноши дрогнули, и он чуть было не оступился. Глаза заволокло туманом. Любомира, не отнимая руки, прошептала: