— Да что вы, Паулина, Бог с вами, при чем тут велосипед? Что вы выдумываете? Велосипед уже стоял там, когда мы пришли. Откуда же они могли знать, что мы сядем как раз напротив?
— О, проще простого! Мы ведь договорились встретиться у Текстильного института. А там всего две скамейки. И на второй — вы помните? — болтался какой-то огромный мерзкий пакет. Так что нам ничего иного не оставалось, как усесться против велосипеда.
— А даже если и засняли, так что? Хотя я ни одной минуты в это не верю! С какой целью? Что это могло им дать? Они что, не видели нас, не знали, как мы выглядим? Паулина, я просто удивляюсь — как вам лезет в голову подобная чепуха!
— Хорошо, не верьте, — вздыхает она. — Как вам угодно, можете не верить. Но результаты налицо…
— Перестаньте! Скажите лучше, где вы? Что с вами? Куда вы исчезли, почему не звонили? — требую я и вдруг замечаю у нее на шее обрывок мокрой грязной веревки. Как у той несчастной собаки, которая, не выдержав холода, голода и побоев, сорвалась с привязи и бегает по пустынному осеннему парку в надежде наткнуться на какую-нибудь заплесневелую корочку.
Горло мне сжимает мучительная спазма, подобная той, которая недавно чуть не погубила Мартина. Я зажмуриваюсь, опускаю голову и стараюсь несколько секунд совсем не дышать, а когда справляюсь с удушьем и снова открываю глаза, вижу перед собой только тоненькое серое облачко, неторопливо расплывающееся по палате.
Монастырь Святого Георгия издали походит на множество птичьих гнезд, тесными рядами прилепившихся к скале. Сложенное из песчаника, а может, и выдолбленное в нем, длинное плоское здание висит на большой высоте. Мы подымаемся в гору по узкой тропинке, вдоль которой тянется арык, переполненный свежей, торопливой, ликующей водой. Вчера над Иерусалимом пролился сердитый и сочный ливень, а сегодня потоки, обгоняя друг друга, несутся в сторону Иерихона. Кто только не прокладывал и не выбивал эти аккуратные каменные ложа! Турецкий акведук, римский акведук, хасмонейский акведук, а может, и ханаанейский… И ни один не засорился на протяжении веков и тысячелетий, не порушился, не заглох в песках. Все существуют, действуют, собирают драгоценную влагу. Хасмонейский акведук ведет в крепость Кипрос. Имеется еще вторая крепость — Дагон. Царь Ирод, великий злодей и великий строитель, не обошел своим вниманием и эти знойные округлые горы — позаботился о реставрации и углублении водосборной системы.
Под нами ущелье — вади Кельт, по дну которого тоже вьется и переливается звонкая сверкающая вода. Над нами синее певучее небо. Юное февральское солнце ласкает поблескивающие от влаги золотистые склоны и заставляет распускаться первые цветы. Разогретая, распаренная земля дышит пряными запахами. Узкий каменный мостик ведет на ту сторону, к подножью монастыря.