Итак, он преуспел, но десять вечера! Час, назначенный сэром Абрахамом для юридической консультации! Мистер Хардинг нимало не сомневался, что к этому времени доктор Грантли будет в Лондоне. Правда, доктор Грантли не знает о встрече и не узнает, если не сумеет раньше поймать сэра Абрахама, что представлялось весьма маловероятным. Мистер Хардинг решил уйти из гостиницы пораньше, сообщив лишь, что пообедает в городе. Тогда, если Фортуна не будет уж слишком к нему жестока, он не увидится с архидьяконом до возвращения от генерального атторнея.
Позавтракал он в девять, двадцатый раз проверяя по своему «Бредшо» [57], насколько рано может приехать доктор Грантли. Проглядывая колонки расписания, смотритель внезапно окаменел: ему пришло в голову, что архидьякон мог прибыть ночным почтовым! Сердце упало; мгновение он уже воображал, как его тащат в Барчестер, не дав увидеться с генеральным атторнеем. Тут мистер Хардинг вспомнил, что в таком случае доктор Грантли уже бы давно разыскивал его в гостинице.
— Официант, — робко позвал он.
Старик подошёл, скрипучий башмаками, но безгласный.
— Приезжал ли ночным поездом какой-нибудь джентльмен, священник?
— Нет, сэр, никто не приезжал, — прошептал слуга, наклоняясь к самому его уху.
Мистер Хардинг успокоился.
— Официант, — позвал он снова, и старик вновь подошёл, скрипя башмаками. — Если меня будут спрашивать, я обедаю в городе и вернусь примерно в одиннадцать.
Старик кивнул, но на сей раз не проронил ни слова, и мистер Хардинг, взяв шляпу, приготовился скоротать долгий день подальше от архидьякона.
«Бредшо» двадцать раз сообщил ему, что доктор Грантли никак не доберётся до Паддингтонского вокзала раньше двух часов пополудни, так что наш бедный друг мог бы без всякой опаски пробыть в гостинице ещё несколько часов. Однако он нервничал. Кто знает, какие шаги способен предпринять архидьякон? Вдруг он телеграфирует хозяину гостиницы, чтобы мистера Хардинга не выпускали за порог? Или пришлёт письмо, которого мистер Хардинг не посмеет ослушаться? Так или иначе, смотритель не чувствовал бы себя спокойно в таком месте, где архидьякон может его найти.
В десять утра он вышел из гостиницы; ему предстояло провести в Лондоне двенадцать часов.
У мистера Хардинга были в городе знакомые, но он не чувствовал сил наносить обычные визиты и не хотел ни с кем обсуждать намеченный великий шаг. Как сказал он дочери, каждый сам лучше знает, где жмёт его башмак. Бывают вопросы, по которым невозможно следовать чужим советам — вопросы, в которых человек должен прислушиваться лишь к собственной совести. Наш смотритель решил, что для него будет благом любой ценой избавиться от этой беды, и дочь, единственная живая душа, чьё согласие он считал необходимым, горячо его поддержала. В таких обстоятельствах он предпочитал по возможности не советоваться больше ни с кем, пока советы не станут бесполезны. Если архидьякон его настигнет, от многочисленных советов и обсуждений самого неприятного толка не уйти, однако мистер Хардинг надеялся на лучшее и, поскольку чувствовал, что не может беседовать на посторонние темы, решил ни с кем пока в Лондоне не видеться.