— Хорошо, что ты остался. Мне необходим совет.
— Да, пожалуйста.
Помолчали.
— Шаги, — Василий указал на потолок. — Слышишь?
Легкие, летящие шаги, которые сводили меня с ума.
— Пошли отсюда. Только очень тихо.
— А что? Что, Леон?
— Тайна, которую я доверю только тебе.
Мы были уже в дверях, когда зазвонил телефон.
— Василий, тебя, из твоей реанимации.
Он взял трубку, послушал… и сказал, побледнев:
— Да, я подъеду.
— Что случилось?
— Ольга умерла.
— От чего?
— Вроде бы сердечный приступ.
Господи, я опоздал!
Какую-то странную минутку мы смотрели друг на друга и — словно невнятная усмешечка проскользнула — проползла между нами сквозь ужас и скорбь.
— Ты меня выслушаешь?
— Да, — ответил он вдруг хладнокровно.
— Я понимаю, сейчас не время…
— Говори.
— Помнишь, два года назад жадюги Горностаевы сделали мне подарок ко дню рождения?
— Какой? — Он весь напрягся и собрался.
— Обсадили беседку шиповником.
— Помню. Мы сидели в тени.
— С тех пор я боюсь темной влажной сердцевины сада, как называю про себя.
— Это мистика… или что?
— Или что. Сумку с вещами я обнаружил у Марии.
— Не может быть!
— Все может быть. И к моему халату в бурых пятнах прицепилась веточка с шипами… как будто темно-красная палочка. Самое простое решение, понимаешь? Во взрыхленную землю под куст — и никаких следов.
— Но как же никто не догадался…
— Все спутала и смешала гроза.
— В общем, ты хочешь сказать…
— Я хочу проверить.
— Со мной?
— С тобой. Ты же врач.
И мы пошли по мощеной дорожке в сердцевину сада.
— Лопату — из сарая, ту, понимаешь? — я уже приготовил.
— Ту?
— Вон позади беседки самый высокий куст, видишь?
— Почему ты уверен, что самый высокий…
— И пышный, видишь? На трупе вырос, удобрение.
Он вздрогнул и сказал:
— Никогда не проводил эксгумацию.
— Когда-нибудь надо начинать.
— Ты странно говоришь, Леон.
— Странно.
— И почему так тайно?
— Сейчас узнаешь.
В райских моих запущенных кущах хранился труп. Как можно было не догадаться? Можно. Если не хочешь и боишься. И опять на меня нашло некоторое умопомрачение. Помню только, как дрожали веточки, листья и ягоды и несло тяжким подземным духом. Я заставил копать брата. Вот показались клочья лиловой материи… Стиль «декаданс».
— Кто тут лежит? — истерично спросил Василий.
— Догадайся, — так же безумно ответил я.
Нет, я не тревожил ее прах вторично, просто приготовил ловушку: разорвал то лиловое покрывало с нашей кровати, на котором — кровь.
— Она же была в белом… что это?
— Твои желтенькие таблетки. Узнаешь — начатая пачечка?
— Но их не было!
— Ты точно помнишь?
— Клянусь!
— Я их подбросил, Василий. Чтоб поймать тебя.