– Ты-то, дурень, небось и не понимаешь, что сидишь в карцере. Много ли тебе надо – угол с паутиной да свежая муха. А нам, людям, нужно общение, иначе мы можем крышей двинуться. А вот чтобы не двинуться, я разговариваю с тобой. Ладно, можешь не отвечать, главное – слушаешь. Знаешь, кто я такой на самом деле? Не поверишь – хронопутешественник! Я, может, твоих прапраправнуков видел. Представляешь, какая жизнь будет через восемьдесят лет? Техника, конечно, шагнёт далеко вперёд, а вот люди останутся такими же – мелкими и злобными существами в своей массе. Ну, за редким исключением, типа меня, комбрига или артиллерийского инженера. Или тех ребят, с кем я воевал плечом к плечу и на которых мог положиться, как на самого себя. – Ещё несколько ходок от двери к окну. – Не понять тебе, Бармалей, какой это кайф – прыжки с парашютом. Я вот ещё собирался винтом заняться, уже себе вингсьют присмотрел – костюм-крыло, да не успел – в прошлое забросило. А ты вот сидишь там, и нет у тебя иных забот, кроме как из мухи все соки выжать. Скучное ты существо, Бармалей.
В этот момент послышалось жужжание. Ого, каким-то чудом в карцер залетела муха! Я устроил за ней настоящую охоту, но всё-таки поймал живьём и в прыжке приклеил к паутине. Двукрылое насекомое тут же отчаянно затрепыхалось, пытаясь освободиться, а Бармалей шустро посеменил к своей еде. Как кусал, я не разглядел, но вскоре муха затихла, а паучок вернулся на прежнее место. Видно, решил подождать, пока жертва испустит дух, а может, ещё по какой причине. Но через час Бармалей приступил к трапезе, занявшись высасыванием из насекомого соков. А мне запоздало муху стало жаль. Но соседа по карцеру тоже жалко, в общем, уговорил я себя, что поступил правильно.
На следующий день вновь дежурил тот самый немолодой надзиратель лет пятидесяти. Дождавшись, когда он заглянет в глазок, я спросил:
– Товарищ лейтенант…
– Сержант я, – ответил тот, но видно было, что слегка польщён.
– Товарищ сержант, вот я сижу тут, как орёл молодой в темнице сырой, и мучаюсь догадками.
Молчит, но глазок не закрывает. Видно, заинтересовался, ждёт, что я дальше скажу.
– Не могу понять, за что меня сюда определили? Если бы хоть знал, то, может, пребывание в карцере показалось бы не таким тягостным.
– А то прямо не знаешь!
– Клянусь!
Зрачок на какое-то время пропал из дыры глазка, похоже, надзиратель оглядывался, потом появился снова.
– Пузырёва бил?
– Которого в госпиталь увезли с пробитой головой?
– Ага, его. Этот-то Пузырёв, когда очнулся, на тебя показал.
– Как он мог показать?! Я ведь в лёжку был, после допроса пошевелиться не мог!