- Когда дождь пойдет. - Помолчал и задумчиво добавил: - Или зимой.
- Ну, ладно, - махнул я ему рукой. - Захаживай.
Это хорошо, что у них так с выходным. А то подвалят всей компанией - и день пропал. Зимой уж пошумим, зимой…
И опять упругий напор ветра скользил по мне. Иногда на камень шумливо накатывал девятый вал, и тогда тяжелые прохладные капли хлестали по телу.
Солнце пригревало сильней, захотелось пить. Я достал оранжевый с красными подпалинами персик и стал осторожно обдирать горьковатую кожуру. Чья-то тень колыхнулась по лужицам в каменных выемках. Надев темные очки, я вгляделся в силуэт на обрыве. Спускался Женька, спускался быстро и привычно, как в школьные годы, - не забылось.
Он подошел ко мне, взял половину персика, косточку отфутболил в море. За это я и недолюбливаю их, обитателей побережья, - потом на дно хоть не смотри, плывешь, как над помойкой…
Пришел, наверное, уговаривать меня переключиться на новые изыскания. Приглянулся я им чем? Или контингент у них слабый? Мама в иные минуты говорила мне, что с моими руками только в землекопы идти…
- Если, конечно, что с войны осталось, - продолжил утреннюю беседу Женька, - то интересно с другой точки. Насовали они где-нибудь снарядов и мин. Тут ведь саперам только в музее была работа… Ну, веди меня к своей рже.
- Сам дойдешь, - ткнул я пальцем в обрыв.
Женька оглянулся. Потом поднял трубку от акваланга и пошел к обрыву. Еще постоял, словно принюхиваясь, и стал ковырять ракушечник. Это мне не понравилось. Я достал нож, открыл отвертку и отнес ему, а трубку отнял. Он посмотрел на меня и покачал головой. Попятился на самый конец мыска и оттуда, издали, долго, как картину, рассматривал пятно. Опять покачал головой.
- Дай-ка газету.
Услышав, что газеты нет, покопался у меня в сумке и достал целлофановый пакет с фруктами:
- Подойдет…
Вытряхнул виноград и персики прямо в сумку и снова подошел к обрыву. Наскреб на дно пакета ржавчины, перевязал узлом у самого основания, сверху еще наскреб и так три раза. Еще посмотрел на обрыв с таким выражением, будто в первый раз увидел его, потом так же посмотрел на меня. Отдал нож и сказал с удивлением:
- Самое неприятное, что мы это видели с самого начала. Вернее, смотрели.
Я кивнул, хотя в общем ничего не понял.
Потом он карабкался по обрыву, а я пошел споласкивать трубку.
В общем-то, все это лежало на поверхности - его хитрости. Недаром мы знаем друг друга со школы. И ржавчину на анализ он у меня взял тогда только для того, чтобы поощрить мой, как ему казалось, интерес к археологии. Может, и не делал этот анализ вовсе… И сейчас уделил десяток минут - показал, что я могу выдвигать интересные гипотезы., что у меня есть дар наблюдать и анализировать. Польстил, значит, моему самолюбию. Или просто решил отвлечь меня от предполагаемых забот. Ну, ладно, подыграю и я ему, как он мне подыгрывает. Хотя, конечно, если там окажется какая-нибудь пакость с военных лет, это не очень приятно…