Детство на окраине (Воронкова) - страница 22
Улицу еле перешли — по канавкам мостовой уже бежали бурливые ручьи. Соне вода была по колено. Она подняла повыше платье, хотя оно и так было мокрое, и перешла ручьи.
Мама с отцом повели коров в стойло, а Соне велели сейчас же идти домой. Анна Ивановна, вся встревоженная, встретила ее:
— Снимай скорее все! Чего же вы домой не шли — видите, гроза?! Ужасти гроза какая, а они там ждут чего-то!
Гром все грохотал, и молнии освещали квартиру белым огнем.
— Ой, батюшки! — Анна Ивановна вздрагивала и крестилась. — Коровы-то не вырвались бы!
Она говорила, а сама уже раздевала Соню, вытирала ее полотенцем. А потом дала ей свою большую шаль:
— Завернись и сиди пока. Сейчас мать придет, платье даст.
Мать и отец тоже пришли мокрешенькие. Анна Ивановна начала браниться, зачем они грозы дождались.
А мама сказала, что она и не видела, как эта гроза налетела.
— Растерялась, что делать, не знаю! Коровы ревут, бросаются… А тут девка у меня. Гляжу — слава богу, сам бежит! А то что и делать — не знаю!
Мама дала Соне чистое платье, ее любимое, зелененькое с цветочками.
— Нехорошая гроза, — сказал отец, поглядев в окно: — либо пожар, либо убьет кого.
— Нехорошая, нехорошая, — согласилась Анна Ивановна. — Я уж поскорей все окна закрыла.
Отец сел в кухне на табуретку: он не хотел следить по квартире грязными сапогами.
— А ты что ж не переоденешься? — Мама протянула ему чистую рубаху. — На вот.
— А чего переодеваться? — сказал отец. — Все равно сейчас опять на дождь идти. Уже двенадцать.
Мама посмотрела на часы. Да, уже полдень. Дождь не дождь, а коров доить надо. И мама принялась готовить доенку, цедилку, бидон для молока…
Соня села играть в куклы. У нее был маленький фаянсовый голышонок, гладкий и белый, как тарелка. Этот голышонок умещался на ладони и был всегда холодненький. Соня любила его, нянчила, купала в миске. Была у нее и кукла, большая, но очень безобразная. Волосы у нее отклеивались, нос был черный, а брови и рот совсем стерлись. Чья-то нянька, приходившая за молоком, принесла ей эту куклу — все равно ее хотели выбрасывать! Соня ее тоже любила и даже больше, чем голышонка. Она ее жалела.
Куклы у Сони жили на подоконнике, среди цветочных горшков, под фуксиями и бегониями. Но только Соня усадила голышонка под цветущей фуксией, чтобы он подышал воздухом, пришла Лизка Сапожникова, вся мокрая, с мокрыми босыми ногами.
— Пойдем уголь ловить! Ух ты, что угля плывет!
— Куда опять на дождик! — крикнула из своей комнаты Анна Ивановна.
— А он перестал! — прокричала в ответ Соня уже с лестницы.
Ребята со всего двора уже были за воротами. По мостовой вдоль тротуаров бурно текли потоки мутной желтоватой воды. Старая Божедомка — покатая улица, и при каждом дожде с горы, от Мещанских, по ней катились широкие ручьи вниз, до самого Екатерининского парка. Сегодня же, после такого ливня, вода разлилась по всей мостовой. По воде плыли щепки, березовая кора, угли… Сенька-Хромой, Коська, Ванюшка — Лук-Зеленый, Оля — все стояли по колено в воде и ловили плывущие куски угля.