Конечно, в изложении мага Лютена, это звучало иначе. Гордые, невинно обиженные маги, выживали как могли, всячески помогали людям и по мере сил заботились о женах. Он минут десять расписывал, как хорошо женщинам живется в психушке, как хорошо там кормят, красиво одевают, ведут реабилитационную работу. И несколько раз подчеркнул, что реабилитация эта и результаты дает: именно из стен лаприкория выходят иногда жрицы Донаты. И еще удивляла его полная убежденность в реальности существования местных богов. Будто сам их видел!
Когда Настя вернулась в свою комнату, глубину ее отчаяния трудно было описать. Бежать? Куда она одна, без денег и друзей, в чужом мире денется? Здесь глухое средневековье, Homo homini lupus est! (человек — человеку волк). Свои же родные найдут, свяжут и отнесут, им уже хорошо золота отсыпали!
В памяти всплывало отцовское «А ты сама попробуй, тогда и суди». И шанса избежать этой «пробы» у нее не было.
— Так вот ты какая, высшая справедливость! «Мы судим других по поступкам, а хотим, чтобы нас судили по возможностям» (Хорхе Луис Борхес). Что ж, придется совершать поступки. Скоро обед. Надо морально подготовиться к встрече с «женихом».
Однако морально подготовиться ей не дали. Окно ее спальни распахнулось, и кто-то кубарем влетел в ее комнату. Этот кто-то оказался молодым симпатичным и глазастым парнем лет семнадцати, ровесником ее нового тела.
— Наиля, бежим со мной! Я спасу тебя! — схватил он за руку Анастасию Николаевну и потянул к окну.
— Ты кто? — недоуменно произнесла девушка.
— Так ты, правда, ничего не помнишь? И меня забыла?! Я Олан, жених твой, настоящий, мы с детства любим друг друга! У моего отца лавка в городе рядом с вашей. И твой отец был согласен на наш брак, пока Таис на тебя глаз не положил!
Настя посмотрела на его по-детски еще округлое лицо с первыми усиками над верхней губой, заглянула в его огромные серые глаза, опушенные длинными ресницами, с такой надеждой и лаской смотрящие на нее. И решилась.
— Бежим!
Добежали они только до окна. Под окном уже стояли вооруженные вилами хмурые слуги и грозный отец, потрясающий кулаком. Олана связали и посадили в погреб, пообещав после свадьбы выпустить.
— А ты, неблагодарная, быстро надевай свое лучшее платье и в обеденную залу спускайся. Слуги уже закуски расставляют! За столом и на мужа будущего посмотришь.
— Ах, неблагодарная? Ах, вспомнить в жизни нечего? А о том, что жених у меня любимый был, почему промолчали?
— Дура! Что он дать тебе мог, третий сын нищего купца!
— Любовь! Семью настоящую! Детей, которых я сама бы воспитывала и любила! Ненавижу вас! Вы все обо всем знали, но все равно меня продали! Жизнь мою новую продали! Не пойду я на ваш обед! Или нет, лучше пойду! Еще как пойду! Я все этим магам недобитым в глаза скажу!