* * *
А это интервью брала Инна Стессель, очаровательная рыжая женщина из Хайфы.
— Время летит быстро. Прошло пять лет с тех пор, как вы приехали в Израиль в качестве посла — тогда вы представляли еще СССР. В первом интервью, которое я взяла у вас, вы вполне уверенно прогнозировали близкое будущее и несколько осторожнее — дальнее. Что из ваших предположений, вы считаете, оправдалось? В чем вы ошиблись?
— Вы явно переоцениваете мои возможности. Не помню, что именно я «прогнозировал». И рад этому. Ибо лучший способ сойти с ума — помнить все, что когда-либо говорил. Не следует воспринимать себя слишком серьезно.
— Вы имеете в виду и дипломатов?
— Даже журналистов. Тот, кто относится к себе слишком серьезно, смешон. И несчастен, ибо весь — в комплексах неполноценности.
— Я все же напомню вам. Тогда, пять лет назад, у вас были очень невеселые предчувствия относительно близкого будущего России. Время подтвердило их или опровергло?
— Веселого и сейчас мало. И в этом смысле мои предчувствия подтвердились. И тем не менее я убежден (и тогда был, и ныне), что Россия одолеет тяжелую болезнь, выздоровеет, встанет на ноги…
— Все эти годы дипломатический статус не позволял вам быть более, чем положено по протоколу, откровенным. Сегодня, завершая свою деятельность в Израиле, у вас нет соблазна предоставить возможность высказаться Бовину-журналисту? Или оценки журналиста и посла вполне совпадают? Я имею в виду впечатления об Израиле… В плане политики, общественного устройства, культуры…
— Нельзя быть немножко беременной. Если я «завершаю» завтра, то сегодня я еще заключен в упомянутый вами «статус».
Так что вам — увы! — приходится беседовать с дипломатом.
Что же касается «соблазна» перевоплотиться в журналиста, то с ним, как и с любым соблазном, надо бороться. Не потому, что оценки посла и журналиста не совпадают, но потому, что — находясь в гостях — не стоит всегда быть откровенным. Не из-за «статуса», а по причинам деликатности, такта, вежливости, если угодно.
Ну, нельзя же, в самом деле, ориентироваться на дураков. Есть категория суперпатриотов, которые постоянно требуют легенд, хотя ничто так не вредит народу, как мифология. Говорил же классик: «Правда — религия свободного человека».
Насчет «правды» процитирую другого «классика»:
Ты думаешь, правда проста?
Попробуй, скажи.
И вдруг онемеют уста,
Тоскуя о лжи…
Оба классика, как и положено классикам, склонны к преувеличениям, односторонностям. Не принадлежа к классикам, я позволю себе держаться ближе к здравому смыслу и ориентироваться — в данном случае — не на этические максимы, а на обстоятельства и людей, которые меня окружают.