— Во-о-от, — значительно подняв указательный палец протянул Алексей, — а то что он легко разрушается за пределами Зоны двумя, тремя инъекциями пенициллина вкупе с противовирусными препаратами — это его второй плюс. А то что бойцы как вы говорите «зараженные» этим вирусом двигаются быстрее, стреляют точнее, раны затягиваются, инфекция не берет, спят меньше, это как понимать? Заражение? — воинственно вскинув голову спросил Алексей.
— Ну…, — начал Трофим. — Вы же в действительности не пытались лечить зараженных живых сталкеров на стадии от двадцати процентов поражения? Скорее всего либо носитель погибнет, либо на него не подействую известные противовирусные препараты, по крайней мере в известных дозировках. Насколько я понимаю, это из отчетов Гладовласова?
— Про пенициллин и препараты сопровождения? — спросил Алексей. — Да, из его отчетов.
— Тогда я думаю, что выводы не верные. Он экспериментировал на тканях, а не на системе носителя в целом. Кроме того он любит притягивать желаемый результат… извините, за уши. Не хочу говорить о коллегах плохо, но его ошибочные выводы могут иметь непредсказуемые последствия для носителей.
— Так значит вы считаете? — тихо произнес гость, задумчиво почесывая подбородок.
— Да. На ранних стадиях поражения действительно достаточно приема простых противовирусных препаратов, или вообще можно обойтись без них. Но по нашим расчетам и наблюдениям при поражении порядка двадцати процентов клеток организма, органы уже не могут работать без замененных клеток, и их гибель означает гибель органа со всеми вытекающими последствиями, — ответил некробиолог.
Водопьянов тем времени что-то быстро чиркнул в ежедневнике, лежавшим у него открытым на столе.
— Ладно, — задумчиво сказал голубоглазый, выныривая из пучины своих мыслей. — Трофим, я не очень понял про питание и взаимодействие друг с другом ваших объектов. Там в докладе очень сложно все описывалось.
— Питаются они всем, что могут расщепить пищеварительные бактерии человека, подстраиваясь и синхронизируя свои обменные процессы с обменными процессами клеток хозяина. Тут все сильно зависит насколько сильно человек так сказать сросся с вирусом при жизни. Я бы хотел сказать, что тут не хватает полевых исследований.
— Позвольте спросить, почему вы не экспериментируете на сталкерах… или на военных? Гоняться за как вы их называете объектами по все Зоне — не самая лучшая трата времени.
— Мы, конечно, используем добровольцев, но мы же не можем вскрывать живого человека, чтобы узнать на какой стадии процесс развития колонии вирусов, кроме того образцы тканей которые мы приняли за показательные невозможно взять у живого человека без причинения долговременного вреда его здоровью, — ответил Трофим. — Лаборатория ведет регулярные осмотры, замеры, берем пробы у живых носителей, но наш вирус заботится о своем хозяине и не подает внешних признаков своего присутствия. Конечно, мы скрываем истинную цель наших заборов проб чтобы не спугнуть сталкера лишний раз. Иногда бывают случаи изменения цвета кожи или глаз, но это… наверное лучше к Берику Капезовичу, он у нас больше по этому направлению. Другое дело как их привыкли называть зомбированные, там мы не производим особого ущерба. У вируса, в теле носителя, идет чистое выживание и свои собственные процессы развития не обусловленные навязанным ему волевым поведением. — Трофим потер руки о колени, видимо немного смущаясь того, что в чем то он не уследил за событиями.